Я почувствовала, как внутри меня снова появилась эта холодная темная обреченность: «Я не смогу… не смогу… я не смогу…» Но в следующий момент, внутри меня яркой вспышкой гнев! Тот самый, что спасал меня не раз, тот, что не давал опускать руки:
— С того, что у меня 3 недели назад погиб ребёнок и у меня навязчивые суицидальные мысли! — неожиданно для самой себя выпалила я…
— Я про это ничего не знаю. Не положено! — без тени сомнений и сочувствия продолжила сестра.
— Мы договорились заранее с врачом. Он разрешил!
— Договаривайтесь с заведующей. Я не пущу!
— Хорошо. Я отказываюсь от госпитализации. Саша, поедем домой.
Саша все это время был в растерянности. Он не ожидал, что женщина напротив может быть такой безразличной и даже жестокой. Он не ожидал, что я скажу вот так прямо о причине, по которой его присутствие рядом со мной так необходимо. Он не ожидал, что я развернусь и буду готова уйти. Я хотела встать и уйти, но тут уже вмешался Саша:
— Позовите, пожалуйста, заведующую.
И тут я почувствовала, что снова надвигается это странное темное состояние — то ли паники, то ли беспричинного страха. Я не могла больше сдерживать это. Я начала плакать прямо там, сидя напротив окна администратора-распределителя в приемном отделении.
Пришла заведующая и Саша все ей объяснил. Она сразу разрешила ему пройти со мной и быть вместе в палате. «Что мы, звери какие, так издеваться над людьми?…» — сказала она и была очень заботлива и помогла провести приём на госпитализацию, поддерживая меня под руку, практически проследовав вместе со мной в каждый кабинет.
Чуть позже ко мне даже пришёл психиатр. Он задал мне несколько вопросов и выписал рецепт на антидепрессант, на целый год вперёд. Обычно такие рецепты фармацевты сразу забирают, когда ты покупаешь препарат. Но этот рецепт имел статус «вечный». Отъему он не подлежал.
Так мы стали жить с Сашей в больнице. Он приезжал обычно днем и оставался со мной до позднего вечера. Первый раз я стала оставаться одна на ночь в больнице. И постепенно я привыкла, и уже не боялась.
Вернувшись после операции домой через несколько дней, я стала оставаться дома одна на более долгий срок. Мы даже стали снова спать в разных комнатах, потому что иначе я просто не спала почти всю ночь. И страх стал постепенно отпускать меня.
И только раз в месяц, в ночь со 2-го на 3-е число каждого месяца я снова чувствую его. Сегодня я как будто «услышала» в своём сознании:
«Если бы вы могли хотя бы на мгновение представить, как прекрасно, как безмятежно здесь! Вы бы не грустили так и не жалели бы умерших, а сами хотели бы быть частью этого света. Здесь безграничная любовь, радость и счастье. Никаких страхов, боли, ненависти, ничего, что делает жизнь на Земле такой тяжелой.»
Эта мысль действительно успокаивает меня. Я хочу думать и верить, что Соня счастлива сейчас. Что ее душа дома, и ей радостно и спокойно.
А мы пока здесь, на Земле… Ошибаемся, нам больно, мы страдаем, грустим и плачем. Мы сожалеем о том, что было сделано или наоборот, не сделано. О том, что было сказано или наоборот, чего не сказали, а так хотели, но уже поздно…
Время. Бесценный и жестокий дар всем живущим на Земле душам в телах смертных людей. Нельзя пожить в черновике, а потом исправить, переписать все «на бело». Ошибки неизбежны. Ошибаемся — страдаем… Исправляем… Снова ошибаемся и снова страдаем.
Страдания и поражения нужны нам, чтобы заслужить свою свободу. Когда мы научимся всему, что нужно, мы сможем быть свободны от этого мира.
Нет верных или не верных выборов. Есть опыт, который в итоге ведёт к необходимому обучению души. И у каждой души свои уроки, свой путь к этой свободе.