Глава 1

Сознание вернулось резко, как будто кто-то повернул выключатель. Разлепив глаза и повернув голову, я осмотрелся. Палата в больнице, на улице темно, а в окне фонарь. Надо же, все начинается сначала, что ли? Попытавшись приподняться, я обнаружил, что есть все-таки отличия от прошлого раза.

— Однако, левел-ап приключился, — попробовал я голос, рассматривая белый кокон, в который была заключена правая рука. Надо же, даже упор поставили между плечом и предплечьем. Интересно, а можно в гипс добавить серебрянки? Тогда очень похоже бы получилось на руку терминатора. Подвигав рукой, я немного погудел губами, представляя, как мои горящие красным глаза выискивают членов сопротивления. Хмыкнув, я сложил торчащие из кокона пальцы в классический «фак» и полюбовался белыми разводами на коже.

Чуть изогнувшись, я оперся левой рукой о кровать и принял сидячее положение. Точно, новое место. В палате была всего одна койка, зато около противоположной стены обнаружился здоровенный стол с массивным даже на вид креслом. Откинув одеяло, я обнаружил еще одно отличие от прошлого раза — на мне были очень мягкие штаны, не иначе как от пижамы. Наклонившись, я обнаружил стоящие около ножки кровати тапочки.

Встав, я подошел к окну и выглянул в него. Оп-п-па, какая знакомая картина. Вон стол, на котором сражаются шахматисты, а вон арка, ведущая на улицу. Ура! Я снова в уже ставшей родной больнице у Василь Васильевича Успенского.

Оглядевшись и не обнаружив верхней части пижамы, я накинул одеяло и тихонько открыв дверь, выглянул в коридор.

— Евгения Александровна, сколько лет, сколько зим! — выйдя в коридор, я даже не пытался скрыть растянувшуюся до ушей улыбку.

— Ой, Вячеслав! — медсестра вскочила, громко захлопнув книгу. Внезапно этот звук отозвался звоном в моих ушах, и я попытался мизинцем выковырять его из уха. Однако палец натолкнулся на бинт. Ощупав голову под пристальным взглядом Женечки, я обнаружил что-то типа шлема с завязочками под подбородком. Хм, мацациклист калининского разлива какой-то…

— В ушах что-то зазвенело, — извиняющимся тоном проинформировал я.

— И неудивительно! Ведь вы, больной, нарушили постельный режим. Вам необходим полный покой! — она тут же выполнила боевую трансформацию в «медсестра при исполнении» и, уперев свои ладошки мне в грудь, принялась легонько подталкивать в сторону палаты.

— Хорошо, хорошо, но хоть поделиться с тем, что произошло со мной, вы можете?

— Только если Вы немедленно вернетесь в кровать! — в порыве служебного рвения она даже чуть притопнула ножкой.

— Да не проблема, но, чур, вы обещали, — я уступил ее требованиям.

Под конвоем Евгении я вернулся в палату, улегся в кровать и, демонстративно натянув одеяло до подбородка, положил поверх него руку в гипсе.

— Вас привезли совершенно без всякого сознания, всего в крови, такого беззащитного… — от кресла, где разместилась медсестра, послышался легкий всхлип. Я мгновенно превратился в камень. Это чего, я у нее материнские чувства вызвал? Или мне скоро опять у Ирины Евгеньевны спасения надо будет искать?

— … Одежда была в полной непригодности, а привезший вас лысый дядечка сказать ничего не мог, только ругался неприлично и зачем-то пинал дверь, — ага, узнаю стиль Малеева, мне он тоже дверь пинал.

— … Сразу же в рентген-кабинет, потом, пока снимки проявлялись, дали кислород, и мы с Маринкой в две руки срезали всю одежду, она такая грязная и рваная была, прямо ужас, — очередной всхлип. Боясь нечаянно потоптаться по чувствам девушки, я лежал не двигаясь и даже дышать старался через раз.

— … Потом доктор сказал, что, судя по снимкам, у вас всего лишь перелом и сотрясение. А кровь оказалась из порезов, и нам с девочками стало совсем не страшно, — судя по голосу, переживательная полоса закончилась, и теперь к медсестре возвращается хорошее настроение.