— Точно я не могу вам сказать. Ново никогда не говорил мне об этом. Насколько я могу судить, речь идет об усовершенствовании аппаратуры.

Роньяр удовлетворенно кивнул.

— А почему, собственно, вы сами не продолжили работу отца?

Тербовен задумчиво посмотрел на свои ботинки и после короткого колебания ответил:

— Мы все потеряли голову, когда исчез отец. А события развивались очень стремительно, Нево взял под свою опеку весь дом вместе с лабораторией. Мне в то время продолжать работу отца не позволили бы финансовые затруднения.

— Нево, кажется, не испытывает недостатка в деньгах… Вилла, обставленная по-современному, роскошная автомашина!

— Насколько я знаю, он полтора года назад получил большое наследство.

— Вот как! Это для меня новость, — признался Роньяр, а потом сказал несколько громче — Очень жаль, что вы в тот вечер ушли раньше. Оба профессора попросили Нево показать им какие-нибудь другие страны, и эта демонстрация оказалась в высшей степени интересной. В воскресном приложении я очень обстоятельно напишу обо всем этом в специальном отчете, за исключением того небольшого спора — о нем я, естественно, умолчу.

— О каком споре вы говорите? — удивленно спросил Петер.

— Да, правильно, я опять забыл, что вы присутствовали не до конца! Роньяр недовольно махнул рукой. — Моя память в последнее время стала, как решето. Извините меня, пожалуйста. Там, на демонстрации, возник спор, причем, мне думается, не по существу. На экране телевизора неожиданно возникли три острова. Нево их не заметил — он в тот момент склонился над своими таблицами, и лишь профессор Чехии, заметивший в бухте одного из островов несколько кораблей, обратил внимание Нево на эти острова.

— Ну и что? В этом нет ничего странного. И из-за этого возник спор?

— Нет, спор возник по поводу кораблей. Профессор Чехии заявил, что это фрегаты — кстати, я их тоже видел, — но Нево начисто отверг эту возможность, объяснив, что установка не может показать фрегаты, так как они появились значительно позже.

— И Нево прав. Я тоже как-то делал расчеты и вычислил, что самый поздний период, который можно воспроизвести на экране, действительно относится приблизительно к началу тринадцатого столетия, — подтвердил Петер. — Но разве он сам не видел этих кораблей?

— В том-то и дело, что нет! — воскликнул Роньяр.

— Вот этого я не понимаю! Ведь он мог показать эти корабли более крупным планом, и спорный вопрос разрешился бы сам собой!

— Конечно! Но когда профессор Чехии в удивлении воскликнул: «Да ведь это фрегаты!» — Нево вздрогнул, выпрямился и нажал при этом на какой-то рычаг. Изображение тотчас же исчезло. Из-за этого внезапного переключения вышла из строя важная трубка, и в тот вечер ни о каком продолжении демонстрации нельзя было и помышлять.

— Странно… Значит, Нево действительно не повезло! — Петер в задумчивости взял с курительного столика сигарету.

Редактор молча наблюдал за ним, словно ожидая, что тот выскажется более определенно.

— Откровенно говоря, — заметил Петер после короткой паузы, — я после нашего недавнего разговора думал, что вы зашли ко мне узнать о моем энцефалографе. Я только попрошу вас не разглашать нашего разговора — сейчас вы единственный человек, которому я сказал о своем изобретении.

— А знаете ли вы, господин Тербовен, какие требования вы ко мне предъявляете? Это я-то, журналист, должен молчать, зная о новом большом изобретении!