— Да, я хорошо его знаю. Знаю я и о том, что он преступник. В Европе ему удалось от меня скрыться. Я не думал, что мне еще придется с ним встретиться.

Какое-то время глаза Паручо смотрели на Тербовена, словно пытаясь прочесть на его лице, правду ли он говорит.

— Тот человек, что лежит у дома, — индеец показал рукой на стену, за которой лежал Нево, — тот человек убил своего товарища. Я сам это видел.

— Что? Вы видели? — Если бы перед ним ударила молния, он и то быстрее пришел бы в себя.

Жаркая волна окатила Петера с головы до ног. Значит, Паручо…

Но уже в следующее мгновение сердце его беспокойно забилось, и он спросил, заикаясь:

— А где тот, которого убили?

Он со страхом взглянул в лицо Паручо. Индеец ответил не сразу.

— Он… умер…

— Умер! — беззвучно повторил Петер это страшное слово. Словно сраженный ударом, он опять опустился на стул. В комнате наступила гнетущая тишина. Петер не видел больше ни Паручо, ни глинобитных стен хижины — перед его взором предстали руины древнего города и место, где было совершено страшное преступление. Он почувствовал себя беспомощным, все его тело словно налилось свинцом.

В этот момент Паручо повторил:

— Да… Он умер для всего мира.

Тербовен снова вернулся к действительности. И вновь в нем затеплилась надежда. Он взволнованно спросил:

— Что значит «умер для всего мира»?

Темные глаза индейца испытующе посмотрели в глаза Петеру. Вместо ответа он спросил:

— Вы его сын?

— Да, — быстро ответил Петер. — Но что вы имели в виду, говоря, что он умер для мира?

Взгляд Паручо оторвался от Петера и ушел в темноту тропической ночи. Словно вспоминая, он тихо заговорил:

— Тот американец, что лежит сейчас у дома, нанес удар вашему отцу… Я был свидетелем, но не успел добежать до них.

Петер в волнении ловил каждое слово индейца.