На протяжении десятых годов тема кино часто возникала и на страницах театральных, научных, педагогических журналов. Но «Сине-фоно» до 1915 года оставался вершинным столпом нашей киножурналистики. Оно и понятно: его редактировал (правда, не с самого начала) не кто иной, как Моисей Никифорович Алейников — личность в нашей киноистории столь уникальная, что о нем надо бы рассказать отдельно.
Он родился в 1885 году в воронежской глубинке в семье старообрядцев — отсюда и ветхозаветное имя. Окончив Императорское техническое училище в Москве, целиком отдался своему главному увлечению — кинематографу. Энтузиаст кино, инженер, человек с абсолютным редакторским и продюсерским слухом, он стал вскоре — а именно в 1915 году — редактором еще одного видного киножурнала «Проэктор», а после революционных пертурбаций возглавил частную кинофирму «Русь» и, сумев правдами и неправдами уберечь ее на какое-то время от национализации, сделал, по сути, самым главным, самым престижным киношным предприятием нашей страны в 1920-е годы. Потом работал на «Совкино», был арестован за «вредительство» и освобожден как уникальный специалист, когда создавалась киностудия «Мосфильм». Последние годы — а умер он в 1964-м — он провел за сочинением (вместе с женой Е. Яхниной) детских книжек на исторические темы.
Возглавляемая им «Русь» была в 1920-х главной цитаделью «кинотрадиционализма», создававшей фильмы не только для советских, но и для западных зрителей — многие ее картины, начиная со снятого еще в 1919 году «Поликушки», выгодно продавались за границу. На вырученные деньги «Русь» покупала дешевые иностранные картины, которые с большим успехом шли в СССР. Попыткой угодить и советскому, и зарубежному зрителю была и первая постановка только что создавшейся «Межрабпом-Руси» — фильм «Аэлита» (1924).
Но вернемся к киножурналам. Надо сказать честно, что отношение литературной и театральной интеллигенции к ним, даже таким солидным, как «Сине-фоно» и «Проэктор», было неоднозначным. Как и положено, в них было много рекламного текста — грубоватого, крикливого, пошловатого. Недаром сказано: «Журналы, которые рекламировали эту продукцию, тоже частенько обзывались „готтентотскими“» (Николай Лебедев).
А как могло быть иначе? Журналы издавались теми же фирмами, что делали все эти фильмы. Владельцы кинотеатров и прокатных контор платили за рекламу, не считаясь с конкурентной борьбой между производителями. И надо сказать, реклама в этих журналах была, по мере старания, довольно красочная, эффектная — то есть действенная.
Журналы «Сине-фоно», «Проэктор», не говоря уж о «Пегасе» Ханжонкова, печатались на прекрасной бумаге (глянец), все фотографии и фотокадры из фильмов были образцового качества. Тексты аннотаций-либретто всегда шли под рубрикой «Описания картин» и были, как я уже говорил, доподлинно литературными. Во всех этих журналах на высоте была и сама журналистика. Здесь поднимались и обсуждались такие темы, которые и сегодня могут считаться актуальными: «Кинематограф и война», «О будущем театра кинематографа», «Кинематограф и беллетристика», «Дети в кинематографе».
Здесь живо, нескучно писалось о проблемах производства, пользе и вреде отдельных новаций, о зарубежном опыте, о перспективах звука и цвета, о пожарной безопасности, о катастрофическом дефиците пленки (импортного товара), вызванном войной. Здесь были не прочь пошутить, подчас и поиздеваться в рецензиях, фельетонах, анонимных частушках:
Не сказать, конечно, что между журналами царило дружеское единогласие, однако до резких и продолжительных перепалок доходило редко. Покусывали изредка друг дружку, пощипывали порой, но — воспитанные люди! — старались всегда держаться в рамках парламентской полемики.
Впрочем, одна ядовитая свара все же имела место и, к сожалению, обойти ее молчанием трудно, ибо коснулась она, как назло, двух самых интересных и серьезных изданий. И носила, как говорится, принципиальный характер.
В 1915 году, как уже говорилось, стал выходить толстый журнал «Пегас» — детище кинофирмы Ханжонкова. Он назывался «Журналом искусств», и, действительно, не менее половины страниц были отданы литературе, театру, музыке, этнографии, рисункам и портретам. Здесь же печатались и «киноповести». Идея поместить кино в прямом и равноправном соседстве с другими, более старшими искусствами, была, конечно, хорошей идеей. Это был журнал для широкой — точнее, для широкообразованной — публики. (До этого фирма издавала тонкий журнал «Вестник кинематографии», адресованный прежде всего кинематографистам.)
Трудно сказать, кто был хозяином кошки, пробежавшей между «Сине-фоно» и «Пегасом». Но возмутителем спокойствия стал, кажется, все-таки «Сине-фоно». Вроде бы конфликт начался с критического отдела этого журнала (№ 5 за 1911 год), где был брошен упрек постановщикам фильма «Оборона Севастополя» А. Ханжонкову и В. Гончарову за то, что они отказались от сквозного драматургического действия, ограничившись показом «отдельных, не связанных друг с другом батальных и бытовых сцен».
Вообще, тон первых номеров журнала действительно отличался некоторой амбициозностью. И не только по адресу «Пегаса», но и по адресу многих других кинофирм — театральных, литературных и музыкальных. Разумеется, такое пристрастие журнала к своему «высокому мнению» многих обидело.
Вскоре в «Пегасе» появился ответ, который сочинил известный тогда публицист, рьяный апологет киноэкрана Никандр Туркин. (Кажется, мы с ним еще не встречались, так что запомним эту первую встречу.) Ответ был достойный, хотя и несколько воинственный. Сам Ханжонков был вежлив и как бы нейтрален, однако его влиятельная супруга была согласна с Туркиным и публично поспешила похвалить и поддержать его. В результате задетыми себя почувствовали сразу несколько журналов, притом разные по интересам: «Театр и Кино», «Рампа и Жизнь» и др. В общем, реакция была разнообразной. Но притом заметим, что никто из критиков и критиканов ни разу не бросил упрека в адрес экранной продукции Ханжонкова.
Однако «Сине-фоно» не заставил себя ждать ответа: «Чем культурнее делаются картины фирмы Ханжонкова, тем менее сдержан и культурен „Пегас“ в попытках опорочить конкурента… В каждом большом организме имеется своего рода отдушина, куда извергаются все его отбросы, весь сор и вся грязь. Не с этой ли целью основаны „Пегас“ и „Вопросы кинематографии“?»
Это был едкий ответ. «Пегас», разумеется, огрызнулся в сторону собратьев. Я же нарочно взял и поставил оба журнала — «Пегас» и «Сине-фоно» — у себя на полке рядом. Ибо эти дуэлянты в равной мере достойны считаться лучшими нашими киножурналами.
Корифеи начальной поры
Пример, которым мы закончили одну из предыдущих глав, рассказав про едва ли не лучший сценарий русского кинематографа, оказался во многих отношениях многозначным. Прежде всего, его воплотил в жизнь вовсе не Туркин, как почудилось Амфитеатрову, а известный режиссер Евгений Францевич Бауэр. О нем — вернее, о них, первых классиках русского кино, — и поведем речь.
Собственно, история знает со всей определенностью о четырех-пяти корифеях — знаменитых кинорежиссерах той самой первой поры русского кинематографа. Еще раз назовем их: Евгений Бауэр, Яков Протазанов, Владимир Гардин и, пожалуй, Владислав Старевич. О других я позволю себе рассказывать более кратко — и начну именно с этих других.
Первым номером называю Петра Чардынина — едва ли не самого плодовитого режиссера немого периода. О нем уже шла речь, но справедливости ради повторю, что главной его заслугой было именно это — то есть его умелая плодовитость. Чардынин не был оригинально талантлив, не был и эстетически оригинален. Зато был грамотен и культурен — в самом незаурядном смысле этого понятия. О нем и скажу первое слово.
Петр Иванович Красавцев (по другим источникам — Красавчиков) родился в 1873 году в небогатой крестьянско-купеческой, то есть торговой семье. Родился он то ли в Пензенской губернии, то ли в Пермской (это чуть странный разнобой, хотя и не столь важный). С детства мечтал быть актером и все свои крохотные деньги тратил на визиты в театр. Мать хотела выбить из него эту глупую мечту. Подросток выказал характер и в конце концов, не окончив симбирскую (?) гимназию, совсем юным сбежал из дома. Приехал без гроша в Москву. Как обычно, нашел какие-то жалкие уроки, снял на чердаке комнатенку и вскоре, не оставив своей заветной мечты, стал добиваться поступления в Московскую филармонию — по театральному классу В. И. Немировича-Данченко.