— Теперь у нас жарко, потому что на дворе не особенно холодно, но ведь здесь, под 68° 45′ южной шир. и 51° зап. долг., будет так холодно, что страшно будет высунуть даже нос. Вот тогда-то, пожалуй, придется нам поставить еще чугунку, или же топить ночью.

Кроме фортепиано, в гостиной стояли мягкие диваны, кресла, столы и стулья, так что наши путешественники иногда забывали даже, что живут в снежном доме.

На другой день после переезда опять началась работа. «Британия» понемногу разбиралась и лес, на лошади и осле, отвозился от берега, выше, к тому месту, где предполагали устроить мастерскую. Мастерскую сделали тоже из снеговых глыб, но так как ее надо было сделать очень высокою, то своды устроили из железных полос и толстых досок, которые положили на скалы. Так как вскоре должна была наступить многомесячная ночь, то в мастерской подвесили к потолку все лишние лампы, чтобы иметь возможность работать во время многомесячной тьмы.

Капитан работал с необыкновенною энергиею и своим рвением воодушевлял всех. Два раза в неделю, все мужское население отправлялось на охоту за тюленями и на тюленях училось стрелять.

— Куда нам такую массу тюленей? — спрашивал Шварц.

— Собак кормить, — отвечал Кархола.

— А шкуры их нужны нам для обуви, — прибавлял капитан.

К апрелю месяцу убито было до сотни тюленей и наловлена масса рыбы, которую зарыли в снег, около кухни.

В один вечер, Шварц, вернувшись из скотной, заявил, что сена осталось уже немного, хотя овса хватит еще надолго.

Решено было уничтожить лошадь и осла, которые теперь, с окончанием перевозки, оказались излишними, и сохранить оставшийся корм для коров, тем более, что они в то время давали молоко. К такому безжалостному решению пришли не только по необходимости, но даже и в том соображении, что животные не могли бы перенести периода постоянной ночи.

В тот день, когда началась постройка нового судна, которое предположено назвать «Ковчегом», работы в мастерской продолжались всего два часа, потому что поднялась такая метель, что переходить за лесом в крытый сарай не было никакой возможности. В этом же сарае хранились груз, уголь и провизия. Наши рабочие, все занесенные снегом, явились домой и порешили в дурную погоду не выходить из дома.

— В самом деле, это завывание ветра наводит страшную тоску, — говорил мистер Пализер, — а когда мы все вместе, как-то легче на душе.

В два часа было уже совсем темно: поставив стол около камина, мужчины сели шить себе сапоги из тюленьих кож, а женщины принялись за приготовление к ужину пельменей из рыбы.

— Это сибирское кушанье, действительно, прекрасно и удобно, — заметил Пализер, — в короткое время наша дорогая хозяйка-капитанша заморозила уже целый мешок пельменей.

— Мы будем их делать каждый вечер, до тех пор, пока не наделаем на всю зиму, — отвечала капитанша на замечание Пализера.

В это время дверь из кухни отворилась и вошел Шварц. Сняв шубу, он торжественно сказал:

— Поздравляю с приращением нашей колонии! У нас шестнадцать поросят!..

— Сегодня я осматривал наших животных, — сказал капитан, — и нахожу, что необходимо зарезать овец, потому что они худеют; следовательно, если мы их не съедим, то их съедят наши собаки, а у них, кроме запаса тюленей, есть еще целая лошадь и осел.

Предложение капитана было принято, овцы зарезаны, а мясо отправлено в кладовую. Недели через две, когда дней вовсе не стало, участь овец разделили и свиньи; их тоже закололи, оставив только поросят.

Чтобы животным было теплее, в скотной поставили печку и изредка ее протапливали. Вообще же, все заметили, что с наступлением бесконечной ночи, животные как-то заскучали. Собаки, может быть, тоже заскучали бы, если бы целый день не были с людьми и только на ночь уходили спать в кухню.