— Это соляной склад. Двадцать тонн медицинского морфия в мешках с солью «экстра», — понизив голос сообщил Виктор.
Все удивленно уставились на него, папа был явно заинтересован, и даже чиновник заметно повеселел и воспрял духом.
— Есть план?.. — спросил папа изменившимся, уже вполне человеческим тоном. — Потому что… если нет плана… двадцать тонн… сам понимаешь, будут проблемы.
— План есть, — Виктор подался вперед, обращаясь только к папе: — Нужны полицейские машины. Форма, документы — это все на мне. Но машины ваши.
Папа вопросительно посмотрел на чиновника. Тот поспешно закивал.
— О"кей, — согласился папа.
— Ну и отлично, — чиновник потер друг о друга ладошки и поднялся, похоже, намереваясь откланяться. — Я рад, что у вас все сладилось… — он попятился к запахнутым кожаным шторкам.
— А ты куда это собрался?.. — остановил его папа, и его тон вновь сделался суровым и непререкаемым. — Не-е, ты останешься. Будешь вроде как гарантийный талон.
Он противно расхохотался. Его подручные позволили себе ухмыльнуться. Виктор устало откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. А чиновник поник, окончательно потеряв остатки своей представительности. Он понял, что не сейчас стал разменной монетой в руках важного государственного деятеля, а с его легкой руки и всех этих страшных людей… Но тогда когда же?.. Он обмяк и, наконец, сбросил пиджак и растянул узел галстука. Рванув верхние пуговицы на рубашке, он принялся мучительно массировать покрытую красными пятнами шею. Он вдруг догадался, что его карьера так или иначе подошла к своему логическому завершению.
Кожаные створки раздвинулись, показался официант с подносом, на котором стоял кофейник и несколько чашек. За стеклянными стенами вовсю бушевал ливень. Где-то далеко вспыхивали молнии, но раскатов грома почти не было слышно.
Чиновник глупо захихикал и утер со лба пот. На него наваливалось странное всепоглощающее безразличие, неконтролируемое и безнадежное, делающее его невесомым и незначительным.
Дождь к ночи прекратился, и Виктор не знал, хорошо это или плохо. И никто из участников операции не знал. Возможно, что в дождь было бы куда удобнее замочить кучу людей. Но тем не менее… дождя больше не было. На открытых местах сразу просохло, и лишь по закуткам собралась парная затхлая сырость, да умытая от городской пыли листва шелестела радостно и свежо.
На соляном складе было безлюдно и тихо. Даже сторожа где-то попрятались или ушли с места работы… или их ненавязчиво убрали…
Вдруг тишину осторожно нарушили вооруженные люди в полицейской форме. Примерно человек десять. Они быстро и слаженно рассредоточились по складскому помещению и заняли выгодные позиции для стрельбы.
Папа и Виктор удобно расположились в безопасном и удачном для наблюдения месте. Подручные папы бесцеремонно приволокли чиновника и усадили на перевернутый дощатый ящик. Он жаловался на сердце и не хотел никуда выходить из ресторана. Но с ним уже никто не считался. В качестве гарантийного талона он годился и с плохим самочувствием, а в то, что он может ненароком откинуться, почему-то никто не верил. Чиновник безнадежно привалился спиной к бетонной стене и сдавленно стонал, хватаясь за грудь.
Какое-то время все просто ждали, обозревая пустынную темную складскую площадку. Но в конце концов бандитов начало тяготить необоснованно затянувшееся ожидание. Особенно занервничал папа. Он вообще от природы не отличался терпением. Он демонстративно смотрел на часы… потом на Виктора… потом снова на часы… что-то цедил сквозь зубы, перешептываясь с подручными. Виктор напряженно вслушивался в тишину, вглядывался в ночь, не обращая внимания на манипуляции папы.
Пана не выдержал и толкнул Виктора в бок.
— Ну, если мутишь…
Он хотел еще что-то сказать или по привычке сорваться на угрозы, но Виктор остановил его жестом и прижал палец к губам.
На склад въехал грузовик. Папа заткнулся и замер. Только поблескивали его глаза в свете фар да воздух с шипением вылетал из ноздрей.