— Сейчас увидите! И никому ни слова! Прислуга и так уже подозревает… неладное. Мы ей соврали, что кибер сломался. Киберы, кстати, тоже разбежались, — мужчина снова понесся вперед, мимо многочисленных дверей по правую руку и широких арочных окон по левую.

Мы пронеслись по нескольким коридорам и заскочили в роскошную оранжерею.

— Вот, — скорбно сказал мужчина, снимая с какой-то емкости пестрый платок. — Сидит. Орет.

Емкость стояла на подставке для цветочных горшков. Под платком был стеклянный колпак, затянутый изнутри мутью испарений. Я осторожно взялась за стеклянную блямбу на верхушке колпака, потянула наверх, попросив взглядом позволения у заказчика. Тот кивнул. Мужчина стоял, покачиваясь с пятки на носок, с напряжением глядя на подставку. Один глаз у него дергался.

Сняв колпак, я с восторгом ахнула. На ошметках почвогрунта стоял муарманец, настоящий, живой. Весь такой из себя огурец. Я пригляделась и нахмурилась. «Огурцу» было явно не по себе: тельце инопланетной живности пошло морщинами, «мишура» на макушке пожелтела, псеводоподии неуклюже растопырились. Муарманец проклюнул один глаз — зеленую блямбу с мутноватым «зрачком», посмотрел мне в лицо (у меня от его взгляда побежали по коже мурашки) и опять пригорюнился.

— Ему же плохо! — возмущенно заявила я.

— Слышала?! — гаркнул заказчик вошедшей в оранжерею девушке в костюме для верховой езды. — Хотела специалиста?! Вот тебе специалист! Я всю Сеть излазал, искал того, кто разбирается! Вот человек… барышня! Молодая, а сразу все сказала: и про тычинки эти, и про лапы, и про фаллосы!

— Фолликулы, — строго поправила я его, продолжая разглядывать представителя инопланетной фауны.

Девушка, изящная блондинка, скуксилась. Я сразу вспомнила и заказчика, и вошедшую барышню. Мужчина — известный кинорежиссер, снимает космические вестерны. Блондинка — его дочь, тоже снялась в картине папы. Критики сразу назвали ее «провалом года», а блондинку — «худшей актрисой года». Несмотря на равнодушное отношение к кинематографу, я посмотрела ту часть, где девушка-сирота, чудом спасшаяся с фермы во время нападения «плохих парней», прячется от них в джунглях Окто. Ради Окто я этот фильм и посмотрела, картину действительно снимали на знаменитой своей флорой и фауной планете. И как только съемочная команда разрешение получила? Удивительно также, что во время съемок там никого не съели. Фильм собрал хорошую кассу — может, блондинка и была плохой актрисой, но фигурой обладала отличной. Главный герой тоже не подкачал: рассортировал злодеев по степеням болезненности смерти и завоевал сердце сироты.

— А она сказала, почему он все время орет? — надув губы, вызывающе спросила блондинка.

— Как именно…? — начала я, и тут муарманец действительно «заорал».

Девица пискнула, зажав уши, ее отец закряхтел, согнувшись и обняв себя за плечи, у меня стали дыбом волосы. Это не было речью, это действительно было криком, агонией погибающего существа. Конечно, я об этом читала. Такой звук «огурцы» издавали в момент смертельной опасности. Некоторые ксенобиологи отмечали, что для усиления звука муарманцы использовали торс-поля. Высказывалась также версия, что поглощение торс-энергии было для них одним из видов питания.

Бесконечно долгий вопль наконец стих.

— Торс-звук, — выдохнула я.

Повезло нам, что мы на Земле, с его слабым торс-полем.

— Везде слышно, во всем доме. А эта дура в зоопарк его отдавать отказывается, — простонал режиссер.

— Я его друзьям показать хотела! — слезливым голоском пропищала «дура». — Это же круто, такой питомчик! Ни у кого такого нет!

— Идиотка! — гаркнул мужчина. — Заори он у вас на вечеринке, вы там бы все и полегли, обдолбавшись своим хайэ-ризмом (*вид экстатической музыки)! Я тебе эту дрянь за такие деньги выписал, чтобы ты меня перед прессой и «зелеными» палила?!

Блондинка шмыгнула носом и обратилась к мне:

— Ну скажите, ведь его же можно оставить, да? Подлечить немного, чтоб не орал. Мы его хорошо кормим, — девушка показала баллон с органической взвесью. — Ну пожалуйста! Я его отдам! После вечеринки в субботу на следующей неделе!