Бронированная дверь, отделяющая медотсек от общих коридоров, плавно ушла в стену. Павлов, цокая ботинками, вышел на Главную улицу базы. На самом деле это, конечно, была не улица, а просто огромный центральный коридор, пронизывающий насквозь всю «баржу». Он проходил через все временное обиталище, а от него уже отходили отростки, ведущие в различные отделы. Но все самое полезное и популярное находилось здесь – в центре.

Стараясь не шаркать, Павлов двинулся вперед – до личных отсеков пилотов еще идти и идти. Помяв пальцами блистер с таблетками, Николай выдавил одну на ладонь. Большая, желтая, прочная, как алмаз. Не останавливаясь, сунул в рот, потрогал языком. Кисленько. Кажется, аскорбинка. Хотелось надеяться, что именно аскорбинка, а не что-то серьезное.

Во рту стало прохладно, защипало небо, да так, что на глаза слезы навернулись. Это неожиданно привело Николая в чувство. В глазах прояснилось, и усталость отступила. Взбодрившись, пилот языком засунул волшебную таблетку за щеку и решительно зашагал дальше по коридору – на шум голосов.

Впереди, в стене коридора, виднелась огромная распахнутая дверь. Это был спортзал станции, предназначенный для того, чтобы персонал оставался в хорошей физической форме. Но именно что – был. В первые дни помещение захватила ученая братия и устроила в нем нечто среднее между военным штабом и дискуссионным клубом. Сначала, правда, ученые мужи попытались захватить столовую, но были изгнаны из теплого местечка оператором пищевых систем – поваром высшей категории Петровым. Сей славный муж, не менее бородатый, чем ученая братия, ласково, но убедительно проинформировал раскричавшихся над картой ученых, что помещение предназначено исключительно для приема пищи. И он, скромный служитель этого сверкающего белизной храма общественного питания, не потерпит на своей территории никаких действий кроме вдумчивого и, главное, беззвучного приема полезных органических элементов внутрь уставших организмов. А кто с этим не согласен, тот до конца командировки будет питаться строго сбалансированной и на редкость полезной жидкой кашицей, рекомендованной для всех сотрудников орбитальных станций. Ученые, не понаслышке знакомые с питательными свойствами упомянутой кашицы, поспешно отступили. А потом, зализав раны, атаковали спортзал. За него никто не отвечал, и атака увенчалась успехом. Робкие возражения пилотов и техников затерялись на фоне экстренного совещания ученого совета, и, таким образом, спортзал был потерян для человечества.

Заглянув в распахнутые двери, Павлов задумчиво осмотрел помещение. Большое, не меньше дока для катера, сверкающее хромом и зеркалами, оно было уставлено длинными столами. Тренажеры бесцеремонно сдвинуты в дальний угол, мягкие маты высятся горой у входа. В центре, у столов, десяток ученых в белых комбезах склонились над чем-то и бурно обсуждают. Над толпой торчат огненно-рыжие кудри великана Федорова – начальника проекта. Сейчас он главный на базе, его слово – закон. Говорят, парень он неплохой, но слишком горяч для хорошего администратора.

Пробираясь вдоль стены, к душевым спортзала, Павлов краем глаза заметил своих сегодняшних пассажиров. Тощий, как спица, Сидоренко, носатый Григорян, шумный и нервный Марко. И еще те двое, чьих имен пилот не знал. Вся группа стояла у огромной цифровой доски. Говорили одновременно – все. Шумно. Остальные, окружив их плотным кольцом, внимали.

Павлов покачал головой и двинулся к душевым. Да, сегодня их что-то сильно разобрало. Раскопали нечто интересное, судя по переговорам в пассажирском салоне. Сам Николай в исследования не вникал – ему хватало своих дел. Будешь отвлекаться на работу других, провалишь свою. А свою провалить нельзя, никак нельзя. Поэтому все новости он узнавал уже потом, из информационной системы корабля, постфактум. Пожалуй, перед сном все же нужно посмотреть новости в сети. Вдруг и впрямь что-то интересное.

Закрывшись в душевой, Павлов скинул одежду, включил воду. Пусть переработанная, пусть ее немного, но все же лучше, чем очищающее излучение кабины очистки. Настоящий душ – это, ребята, жизнь. Говорят, скоро воды для душей не будет, если не поймают пару ледяных астероидов. А что, и поймаем. Пилоты мы или нет? Найдем, загарпуним, притащим в док. А как из них воду добывать – дело не наше.

Фыркая и с наслаждением отдуваясь, Николай принял душ, вытерся. В раздевалке вытащил из шкафчика набор одноразового бумажного белья. Натянул комбез. Пилотный скафандр сложил в большой тюк, взял подмышку и вышел в зал. С опаской поглядывая на ученых, просочился вдоль стены к выходу. Вон, кажется, все смены тут собрались. Даже спящих подняли с постелей и притащили в зал. Дело, похоже, и впрямь серьезное. Не хватало еще, чтобы кто-то заметил его, ухватил за рукав и принялся расспрашивать о полете – как это было в среду. Насилу отделался. Бывает, конечно, интересно поболтать. Но не сейчас, только не сегодня!

Выскользнув в центральный коридор, Павлов перевел дух и быстро двинулся к дальней двери, к раздевалке пилотов. Оставалось только сдать скафандр в очистку и тестирование. И после этого – свободен! Спать.

Дверь раздевалки распахнулась, и Павлов помрачнел.

– Николай! Ты чего коммуникатор отключил?

В дверном проеме высился Рим – и коллега, и друг. И начальник. Высокий, худой, лицо вытянутое. И черные волосы волной до плеч – как у музыканта или художника. Волосы Рим принципиально не стриг – в отличие от других пилотов, щеголявших короткими «ежиками».

– Ничего не отключал, – мрачно отозвался Павлов, протискиваясь в раздевалку мимо Зотова. – Просто в спящем режиме. Рейс закончен, я спать. Аварийная волна активирована.

– Хорошо, что я тебя перехватил, – сказал Рим, наблюдая за тем, как напарник укладывает скафандр в отсек приемки. – А то тебя потом не добудишься.

– А вот и не надо меня будить, – сказал Павлов, выходя в коридор. – Мне выспаться надо. Прямо сейчас. Предписание врача.

Без лишних слов, Павлов развернулся и двинулся прочь по коридору – к своей каюте, до которой было еще идти и идти. Он знал, что ничего серьезного не случилось – иначе бы Зотов вызвал его по аварийному каналу. А если нет аварии, то все, всем спасибо, все свободны.

– Слушай, Коля, – сказал Рим, подстраиваюсь под широкий шаг пилота, – есть дело.

– Так и знал, – мрачно буркнул Павлов. – Ну почему всегда есть дело, когда мне нужно поспать?

– Пять минут, – сказал Рим. – Послушай меня пять минут, как раз до каюты дойдем.