– А с этими тварями что делать?
Я виновато охнула. Да, видно, я совсем совесть от горя потеряла, если посмела забыть об отважной Веершир, ради меня не побоявшейся пожертвовать своей жизнью. Я обернулась…
Они лежали рядом, обнявшись так крепко, словно их соединила не лютая смерть, а страстная любовь. Сабля Веершир по самую рукоять вошла в грудь Каадсур, пронзив ее насквозь, а клинок Каадсур наискосок рассек живот Веершир, превратив его в кровавое месиво из кишок и искромсанной мышечной ткани. Обе они оказались мертвы. Я подошла к погибшим лайил и всмотрелась в их черты, запечатлевшие предсмертные эмоции. Темную морду Каадсур, и без того безобразно хищную, уродовала гримаса отчаяния, вызванная сильнейшим нежеланием покидать наш суетный мир. Благородное лицо Веершир, наоборот, уподобилось облику прекрасной статуи, мудро отрешенной и всепрощающей. На губах умершей жрицы играла легкая счастливая улыбка.
– Спасибо тебе, подруга! – поблагодарила я, опускаясь на колени подле мертвой Веершир и закрывая ее веки. – Ты выполнила данное мне обещание – мы встретились. Ты спасала меня дважды, от змееликой и от ее кровожадной приспешницы, не пощадив собственной жизни. Ты предвидела и то, как дорого придется заплатить мне за возвращение Ардена. Но я о том не жалею, ведь мой любимый жив и здоров. Теперь я знаю, что великая радость всегда сопряжена с великим горем. Истину же, как и свободный выбор человеческого сердца, невозможно подтолкнуть или подстегнуть, ибо они всегда выкристаллизовываются сами. Спасибо тебе за науку, подруга. Я сама строю свою жизнь, и только мне одной предстоит нести ответственность за все мои деяния, уже совершенные или еще только планируемые. Я бесконечно горда тем, что сумела оправдать твое доверие и выполнила возложенную на меня миссию. Ты навсегда останешься в моих воспоминаниях, благодарностях и молитвах, а наш мир непременно узнает о совершенных тобой подвигах. Обещаю тебе это, Веершир. Покойся с миром! – Я взмахнула руками, сплетая чары и поднимая вверх горы песка, а затем обрушила его вниз, погребая под созданным мною курганом тела обеих лайил. Пусть они останутся неразлучными и после смерти, ведь добро и зло не могут существовать по отдельности, являясь частью одного целого. Частью нашего мира. Спи спокойно и ты, Каадсур, я тебя прощаю. Я не осуждаю чужие грехи, мне достаточно и своих.
Я шла по коридорам, ощущая на себе взгляды Ардена и Эвридики, отражающие его искреннее восхищение и ее неприкрытую зависть. Как ни странно, меня это не волновало. Я же обещала не отвечать злом на зло, а добро всегда вершится ради самого себя.
Путь на поверхность оказался недолгим и не принес каких-либо происшествий. Храм словно расступался передо мной, склоняясь перед силой и волей серой чародейки. Я подсознательно помнила расположение всех коридоров, залов и дверей храма, словно по незримому приказу услужливо распахивающихся мне навстречу. Вскоре мы вышли на поверхность, поднявшись по широкой лестнице. Возможно, раньше я просто ее не заметила, а вероятнее всего – создала прямо сейчас, управляя подвластным мне миром. Усмири свое сердце – и тебе подчинится весь мир. Вот только нужен ли он тебе, если любовь потеряна, сердце мертво, а душа холодна?
Итак, мы очутились в Пустоши. Нашу разгоряченную кожу овеял прохладный ночной ветерок, а бледная Уна безучастно взирала с высоты небес, безразличная к моим бедам. Сегодня я особенно остро воспринимала это волшебное родство, еще там, на крыше колокольни, связавшее меня и загадочное ночное светило. С тех пор мы стали сестрами по духу и судьбе, обе обреченные на одиночество, непонимание и отчуждение от мирских благ, предназначенных не для нас.
Мы едва успели на несколько шагов отойти от храма, как песок вдруг взвихрился и обрушился внутрь огромного акрополя, образуя глубокую воронку. Окружающий нас мир содрогнулся, на секунду подернувшись пленкой тончайшего марева, а Уна мигнула и засияла пуще прежнего. Пустыня неуловимо изменилась и словно бы вздохнула с облегчением, принимая свой первозданный облик.
– Что это было? – дружно вскричали Арден и Эвридика, ощутив толчок под ногами и немного испугавшись странного всплеска мироздания, заставившего их сердца на мгновение сбиться с привычного ритма.
– Мир вернулся на круги своя, и время вновь потекло по нормальному руслу, – успокаивающе пояснила я. – Созданное мною временное смещение загладилось. Лаганахар не погибнет, ибо Колокол Судьбы отзванивает новую мелодию, призванную восстановить нарушенный ход вещей.
– Это ты его спасла! – восхищенно констатировал Арден, полностью уверенный в своей правоте. – Я так верил в тебя, Йона!
– Выпендрежница! – едва слышно проворчала принцесса. – Все равно принц женится на мне, а не на тебе. А мир так и останется прежним – жестоким, продажным и лицемерным.
– И с этим ничего нельзя поделать? – огорчился Арден, взирая на меня так умоляюще, словно он безоговорочно верил в мою способность сделать Лаганахар лучше и чище.
Я ободряюще улыбнулась.
– Когда-то в городе Джалмере жил знаменитый эльфийский маг Салахи, – начала рассказывать я. – И вот как-то князь, управляющий этим городом, спросил у своего чародея: «Скажи мне, о прославленный мудрец, враждебен ли к нам окружающий мир? Или же он несет нам благо?» «Я расскажу тебе притчу о том, как относится мир к человеку», – охотно отозвался учитель и поведал такую историю. «После того как Неназываемые создали наш мир, они построили для себя прекрасный дворец. Там было много чудесного. Среди прочих диковин во дворце имелся зал, где все стены, потолок, двери и даже пол были выложены зеркальными плитками. Эти зеркала обладали необыкновенной ясностью, поэтому посетитель не сразу понимал, куда он попал и что перед ним находятся зеркала – настолько точно они отражали предметы. Кроме того, хитроумные творцы устроили стены зала таким образом, чтобы они могли создавать эхо. Спросишь: «Кто ты?» – и тут же услышишь в ответ с разных сторон многократно повторяющееся: «Кто ты? Кто ты? Кто ты?..» Однажды в зал забежала собака и в изумлении застыла посредине, ибо увидела – целая свора собак окружила ее со всех сторон, сверху и снизу. Собака на всякий случай оскалила зубы – и все отражения ответили ей тем же. Перепугавшись не на шутку, собака отчаянно залаяла. Эхо повторило ее лай. Собака лаяла все громче. Эхо не отставало. Собака металась туда-сюда, кусая воздух, ее отражения тоже носились вокруг, щелкая зубами. Наутро слуги демиургов нашли несчастную собаку бездыханной, лежащей в окружении миллионов отражений глупо издохших собак. В зале не было никого, кто мог бы причинить ей хоть какой-то вред. Собака погибла зря, бессмысленно сражаясь со своими собственными отражениями». И, внимательно посмотрев на своего князя, чародей подытожил: «Теперь ты видишь, что мир не приносит нам ни добра, ни зла. Сам по себе он нейтрален. Он безразличен к человеку. Все происходящее вокруг нас есть всего лишь отражение наших собственных мыслей, чувств, желаний, поступков. Мир – это большое зеркало».
– Глупости! – строптиво буркнула Эвридика. – Твоя сказка не несет в себе никакого смысла и больше всего смахивает на бред больного воображения.
Арден не торопился поддержать беседу. Он задумчиво прикусил нижнюю губу и медленно переводил испытующий взор с меня на свою невесту, словно сравнивал нас, пытаясь выявить лучшую. Я тоже притихла, некстати вспомнив давнюю беседу с ныне покойной Веершир, рассказавшей мне о страхе, питаемом темными тварями по отношению к зеркалам. Почему-то сейчас этот разговор казался мне особенно важным…
– Значит, для того чтобы изменить мир, нам нужно более ответственно подходить к своим желаниям, – наконец вполголоса произнес Арден. – А мы, люди, устроены очень странно. Мы любим, даже если нам больно, прощаем, не переставая ненавидеть, ценим и понимаем лишь то, что теряем…
Я ничего не ответила, а только громко свистнула. Полагаю, любой комментарий оказался бы сейчас лишним. Звонкий звук моего призыва раскатился по пустыне, и почти тотчас же на фоне серебристого диска Уны возник мощный крылатый силуэт, надвигающийся на нас и все увеличивающийся в размерах.
– Белая мантикора! – только и смог вымолвить потрясенный Арден, когда увидел грациозно спланировавшую на песок Мифрил. – Посланница небес!