Я наблюдала за своей сестрицей молча, с легкой жалостью во взгляде. И зачем, спрашивается, она так пыжится и из кожи вон лезет, пытаясь подчеркнуть свою значимость? Считает, будто непомерные амбиции и есть признак блестящего ума? Но значимость человека измеряется отнюдь не произносимыми им словами. Слова ранят, но не убивают; пленяют, но не удерживают; обманывают, но не оправдывают. Так зачем же попусту сотрясать воздух, если без реальных поступков ничего не изменится? Полагаю, со мной согласится каждый здравомыслящий человек, но поди докажи это самоуверенным болтунам, неистово рвущимся к власти, богатству и славе. И боюсь, что пока такие скудоумные личности носят титулы «сильных мира сего», в мире ничто не сдвинется с мертвой точки, а жизнь простых людей так и останется тяжелой, унылой и горькой. А я так хотела ее изменить!

Впрочем, если я намереваюсь поразить свою заносчивую сестрицу, придется подбирать доводы повесомее, ибо на таких наглецов обычные увещевания не действуют. Как говорится, мало, чтобы добро было с кулаками, – нужно еще, чтобы зло было с синяками! А посему, предупрежденная своей неизменной союзницей интуицией, я начала мысленного готовиться к хорошей драке, способной привести нас ко временному худому миру.

Невзирая на бушующие внутри меня эмоции, я продолжала чутко следить за каменным лицом сестрицы, не выражающим ничего. Как известно, мысль – это интеллектуальный экстаз мозга. Тот, кто способен его испытывать, получает удовольствие; а тот, кто неспособен, – вынужден имитировать. Похоже, с имитацией удовольствия у Эвредики дело обстоит крайне плохо.

– Полагаю, проклятие Сильваны как раз меня и касается, – с мягкой настойчивостью заявила я, запуская руку за ворот своего халата и предъявляя принцессе ожерелье из двух оставшихся слез Эврелики. – Вот почему!

Глаза эльфийки недоверчиво расширились. Она нервно облизала языком пересохшие от волнения губы и вдруг кошкой прыгнула на меня, нацелив на мою шею жадно растопыренные пальцы.

– Отдай! – истерично визжала она. – Оно принадлежит не тебе!

Но я, уже готовая к такому повороту событий, быстренько сплела заклинание воздушного щита, отшвыривая от себя сумасшедшую карьеристку. Принцессу легковесной пушинкой отбросило прочь, унося в угол спальни. Там она весомо приложилась спиной о стену и потрясенно замерла, осознав, что столкнулась отнюдь не со слабой дилетанткой, а с весьма достойной противницей. На пол с жалобным звоном упала серебряная ложка, почти завязанная в узел моими боевыми чарами. Принцесса проводила ее осоловелым взглядом… Глаза эльфийки смотрели на меня с такой ненавистью, что если бы они были углями, то прожгли бы во мне две дыры приличного размера. К счастью, я давно уже избавилась от своей прежней робости, а поэтому ответила сестрице спокойным, чуть ироничным прищуром, исполненным чувства собственного достоинства. Всем известно, для хорошего настроения нужно обнять восемь симпатичных тебе людей. Ну или дать в морду одному несимпатичному…

Эвридика не выдержала моего ментального отпора и обреченно сникла.

Тогда я приблизилась и протянула руку, помогая ей подняться на ноги.

– Так о каком все-таки проклятии идет речь? – хладнокровно напомнила я, снова усаживаясь на пуфик.

Шипя от боли, эльфийка потерла отбитый бок и вернулась обратно в кресло, избегая смотреть на меня в упор.

– Когда остатки нашего разбитого войска покидали поле битвы у Аррандейского моста, проклятая чародейка Сильвана наслала на Полуночных свое последнее проклятие, предательски ударив нам в спину. Именем богини Банрах она лишила нас способности летать. С тех пор стоит нам только подняться в воздух и расправить крылья, тут же взвивается невесть откуда взявшийся ветер и сбрасывает нас вниз. У нас есть крылья, но летать мы не можем. Нас лишили неба.

– Ясно, – кивнула я, задумчиво прикусив губу. – А как же магия Лаллэдрина?

– Он бессилен перед наложенными чарами, – печально вздохнула Эвридика. – Он говорит, это потому, что Сильваны уже нет в живых, а снять мертвое проклятие значительно труднее, чем живое.

– Ясно, – повторила я, поймав себя на странной мысли, пока еще не сформировавшейся окончательно, а едва забрезжившей в голове. А что, если…

Но додумать я не успела: Эвридика вдруг неуверенно дернула меня за рукав халата, привлекая мое внимание.

– Не знаю, каких еще артефактов ты сумела нахапать, – обиженно сообщила она, – но признаю, что изначально я тебя недооценила. Предлагаю заключить полюбовное соглашение.

– Полюбовное? – саркастично усмехнулась я. Неуместность использованного ею определения забавляла. – От слова «любить»?

– Деловое! – Сестрица мгновенно исправила допущенный промах. – Давай договоримся так: ты не мешаешь мне, а я не мешаю тебе. Идет?

– Да, – покладисто согласилась я, радуясь столь удобному правилу, удовлетворяющему нас обеих.