Военный корвет «Бесстрашный» отчалил из марсельского порта тихим мартовским вечером. Судно было перегружено, двигалось медленно и поэтому еще очень долго было видно, как трепещет над фортом Сен-Жан трехцветное знамя. Чем больше сгущались сумерки, тем сильнее становился ветер. Когда солнце, похожее на золотисто-красный кокон, исчезло за горизонтом, и растаяли последние его блики на волнах, кромка моря, разделяющая корабль и землю, стала так широка, что Марсель полностью исчез из поля зрения. Довольно сильно качало, и капитан «Бесстрашного», ярый орлеанист, не без злорадства подумал, что путешествие покажется не слишком приятным тем пассажирам, которые не по своей воле оказались на борту судна.

«Бесстрашный» должен был доставить в Алжир не только подкрепление, боеприпасы, продукты и амуницию, но и четырех ссыльных молодых людей, за которых капитан отвечал перед самим генерал-губернатором Алжира. Впрочем, ссыльные, если и думали сейчас о чем- то, то скорее не о качке, а о собственных судьбах. Все они содержались в одной каюте: Эдуард де Монтрей, Морис д"Альбон, Жан де Вилльнев и Луи дю Шатлэ.

Жан, откупоривая бутылку, сказал:

— Следует выпить, господа. Не сомневаюсь, что никому это путешествие приятным не кажется.

Вино поможет справиться с меланхолией.

— Только не мне, — отозвался Морис.

— Ну, с вами, дорогой виконт, всё ясно. Вы слишком многое оставили на континенте.

Жан повернулся к графу де Монтрею:

— А вы, дорогой друг? Что с вами? Разве не должна приехать к вам ваша прелестная молодая супруга и разве нет у вас надежды на счастливую жизнь?

— На счастливую и добродетельную жизнь, — нравоучительно сказал господин дю Шатлэ.

— Теперь в нашей компании два холостяка и два женатых. Я не хочу обидеть вашу сестру, Морис, однако мне всегда казалось, что нужно что-то из ряда вон выходящее, чтобы Эдуард женился.

Эдуард впервые заговорил после того, как судно отчалило:

— Я думаю, господа, нам всем придется вести жизнь крайне добродетельную, иного в Алжире нам не позволят.

— Клянусь, вы сейчас скажете, — воскликнул Луи де Ливаро, — да-да, скажете: «В сущности, нет смысла ни в добродетели, ни в разврате!» Разве не так? Разве не угадал я ваши мысли?

Все засмеялись. Улыбнувшись, Эдуард предложил:

— Давайте выпьем. Действительно, это самое лучшее, что мы можем сейчас сделать.

После того, как бутылка была опустошена, разговор стал касаться только того, что ждало всех четверых в Алжире.