Корабль лёг на бок, и тёмная высокая волна, увенчанная грязной бурлящей пеной, хлынула на палубу, перехлёстывая через борт и вливаясь через ряд квадратных отверстий. Какой-то матрос в коротких драных штанах пробежал мимо меня и вцепился в скобу на мачте, второй рукой пытаясь выщипать клочковатую полуседую бороду. Вид у моряка был безумным, как и большинства уцелевшей команды. Шторм не прекращался вторую неделю и судно лавировало на самом краю гряды рифов, успев пару раз проскрести днищем по острым подводным скалам.

Капитан повисший на лохматой верёвке совсем не походил на того морского волка, которых так любят описывать в прибрежных трактирах, а скорее напоминал пропойцу, вошедшего в глубокий запой: серая физиономия, мешки под глазами и сизый нос. Впрочем, отвратительная вонь перегара соответствовала. Сейчас командир даже не пытался отдавать каких-либо указаний: уцелевшие паруса подвязали пару дней назад и корабль повиновался лишь поворотам штурвала, на котором повисло не менее десятка матросов. Уж они то знали, ради чего стараются.

— Разве это не прекрасно? — поинтересовалась Наташа, легко касаясь рукой борта, но в её утомлённом голосе не ощущалось ничего, кроме скуки, — тёмные небеса, прорезаемые мечами молний, лютый ураган, вздымающий яростные буруны и люди, сошедшиеся в смертельной схватке со стихией.

— Кажется стихи здесь сочиняю я, — очень сложно оказалось удержаться от смешка, — или у меня появился конкурент?

— Не моё, — она небрежно отмахнулась, — сочинение какого-то из моих любовников. Самое забавное, что парень ни разу в жизни не покидал Лисичанск и в глаза не видел не то что океана, но и самого захудалого моря.

— Взяла бы с собой, — рассмеялся я, — если бы умудрился дожить до сегодняшнего дня, то получил бы наглядную картинку истинной смертельной борьбы со стихией.

— Не дожил бы, она убила его два года назад, — каркнул Паша, пристёгнутый кожаным ремнём к покосившейся тумбе лебёдки, — его звали Леонидом и перед смертью он назвал Наташу тупой бессердечной сукой.

— Как он посмел назвать тебя тупой! — возмутился я и Ната расхохоталась, — выходит, поделом досталось.

Взгляд Паши, который он вперял в хозяйку, как обычно, отражал два чувства: некий застарелый укор, точно он надеялся рано или поздно услышать слова раскаяния из этих алых чувственных губ и исступлённая преданность, успевшая стать притчей во языцех. Словосочетание: Пёс Королевы всегда соседствовало с объявлением Герцога Триморийского и Павел никак не реагировал, слыша его, однако первый же баронет, позволивший себе дурацкую шутку о «собачке» тотчас умер от несовместимости живого сердца и трёхгранного клинка.

Корабль накренило на другой борт и насквозь мокрый капитан проворчал нелепую фразу о разъярённых богах. Делал это человек очень тихо, ибо Наташа крайне критически относилась ко всем поминаниям женщины на палубе. Я тоже отметал любые суеверия, по которым присутствие девушки на борту должно было принести неудачу именно этому походу. Глухо ворчащие матросы просто успели забыть об обстоятельствах предыдущих путешествий. В родную гавань из дальних плаваний в самом лучшем случае возвращалась лишь половина команды. Остальные, зашитые в парусину или же абсолютно обнажённые, что зависело от жадности интенданта, покоились на дне океана либо в желудках многочисленной морской живности, так и рыскавшей вокруг.

Уж мне то это было хорошо известно. Для меня это было уже девятое плавание, да и Ната третий раз бороздила бескрайние просторы водной глади. Причинами смертей становились не столь экзотические варианты, как нападения пиратов или атака глубоководных монстров. Многомесячная болтанка вдалеке от берега ослабляла несовершенные организмы людей, после чего дурацкий насморк отправлял их на тот свет. Это, да ещё несоблюдение элементарных правил безопасности. Только за этот шторм четверо матросов успели расколотить свои черепа и заняться дайвингом из-за того, что не удосужились примотать себя верёвкой, понадеявшись на реакцию.

— Чего ты вообще ждёшь от этого рейса? — можно было и повысить голос, но наш слух позволял слышать друг друга даже сквозь оглушающий рёв урагана, — насколько мне известно, сначала ты собиралась плыть на Святой Изабелле к Островам Красной Волны. Ведь сказочное же место, золотой песок и куча очаровательных аборигенов. Да и много ближе.

— Я уже была там, — Ната повернула голову, и я смог лицезреть её идеальный профиль на фоне разряда молнии, вонзающегося в угрюмые валы волн, — да, ты прав, всё очень мило: поклонение богам луны, танцы при звёздах и секс с мускулистыми мальчиками.

Паша покачал головой, словно у него затекла шея. Должно быть вспоминал. Я сам присутствовал при том странном инциденте, когда Наталья едва не силой отправила его с раскосой очаровательной аборигенкой, бормочущей: «Хэла, хэла». Удивительно, но в лице Королевы я уловил едва не мольбу. Странно, как и другие её поступки последнее время.

Павел некоторое время стоял столбом, исподлобья глядя на хозяйку и лишь потом позволил девице в юбке из пальмовых листьев увести себя прочь. Наташа провожала их взглядом, пока они не скрылись в зарослях благоухающего кустарника, а после издала вопль взбешённой львицы и набросилась на коричневого гиганта с выпуклой грудью.

— Ну и? — я опёрся о пропитанный влагой борт и тотчас мутная волна лизнула пальцы коричневым прохладным языком, — или секс в гамаках успел тебе наскучить? Помнишь, как первый раз ты и оба твоих ухажёра ссыпались вниз? Барабанщик даже с ритма сбился.

— Да, тот ещё идиотизм, — Наташа даже не улыбнулась, хоть воспоминание и было достаточно смешным, — сама не знаю, но последнее время все эти слащавые развлечения не вызывают ничего, кроме раздражения.

— А если учитывать тот момент, что ты ими никогда особо не интересовалась, — я присмотрелся, напрягая зрение: кажется, на самом краю горизонта мелькнула светлая полоска неба свободного от туч. Неужели буря подходит к концу? — однако и твоих прежних воскресных «литургий» я тоже не наблюдаю. Стало быть, обитатели крысиных нор могут вздохнуть с облегчением?

— Они установили ей памятник, — прохрипел Павел и достав из кармана плоскую флягу, сделал маленький глоток, — Королева, вымаливающая грехи собственноручно убитого щипача. Трогательно, до слёз.

— Заткнись, — беззлобно прикрикнула девушка на него, — да, действительно, год назад я видела эту статую.