— Что за?.. — нахмурился Сафин.
— Татарин с хохлом! — воскликнул сержант.
И верно — стреляли там, где мы оставили асса звездно-полосатого Люфтваффе сторожить лес. Поколебавшись с секунду, не больше, я прекратил всхлипы террориста, залепив его рот девятимиллиметровой маслиной. На войне, как на войне… да и, один черт, подох бы по дороге.
До места боя мы, добираясь на своих двоих, добежали быстрее, чем бронетранспортеры. И не мудрено — мы-то пилили по прямой, через лес, а машинам пришлось сделать приличный крюк.
Все же, когда мы подоспели, стрельба уже прекратилась — Закиров стоял, сжимая в одной руке Стечкина, во второй "Каштана", а казак — грозно водя стволом пулемета из стороны в стороны. А вот американца, оставленного сторожить сосну, нигде не было видно.
— Сбежал, гаденыш! — прокричал я, подбегая к стрелкам.
— Ага, сбежал, — язвительно усмехнулся Татарин, не опуская оружия. — Перегрыз веревки, вспорол себе пузо и сбежал.
Подойдя поближе, я и в самом деле разглядел, что веревки, которыми был связан капитан ВВС ВША, не перерезаны, а разорваны, словно нитки. В паре шагов от дерева на земле валялся длинный толстый червь, бывший всего около часа назад частью кишечника янкеля. А от него, дальше в лес, уходила темная полоса крови. Кто же мог сотворить такое с человеком?
— Вот он! — завопил Булат, утопив гашетки.
Обернувшись на крик, я и сам увидел огромную серую тень, мелькнувшую в чаще между стволов сосен.
— Das MiststЭck! — взревел я, нажимая крючок ТКБ.
Мищенко застрочил из пулемета, дробя в щепки не слишком толстые деревья. Трассеры, маленькими метеорами, уходили в лес, освещая его на доли секунды. Сафин, присев на колено, так же усердно поливал темноту очередями. На землю, звеня, посыпались гильзы. Лешка, оставив автомат висеть за спиной, одну за другой запустил в ночь все шесть гранат, что были у него в подсумках.
Сзади раздался рев двигателей подоспевших на шум боя бронетранспортеров. Особо не разбираясь, Гера с Пашей, перебравшись в башни, тоже открыли огонь из крупнокалиберных орудий броневиков, едва не оглушив своих соратников грохотом мощных пулеметов. Теперь, срезанные 23-миллиметровыми снарядами, на землю, ломая сучки и ветки соседних деревьев, с треском повалились корабельные сосны.
Наиль, первым израсходовав боекомплект, метнул в лес гранату из подствольника, заменил рожок и продолжил сумасшедший огонь. Над головой свистели пули пулеметов бронемашин, густые поросли склона постепенно превращались в обугленные пеньки и щепки. Теперь настал мой черед перезаряжать оружие. Калач, положив цевье АК-103 на сгиб руки, методично простреливал темноту, выпуская патрон за патроном, насаживая темноту на стальные иглы. Тарас, когда его пулемет захлебнулся, отбросил ненужную железку и выхватил из кобуры Стечкина. Звук выстрелов пистолета в общем орудийном оркестре был и вовсе неразличим. Булат, оставив опустевшие трещотки, снова взял свою излюбленную В-94.
Палить уже никто не палил. Что там происходило в лесу, за стеной порохового дыма, было совершенно непонятно. Но здравый смысл подсказывал, что после такого обстрела в живых остаться не мог ни кто. Ни человек, ни зверь. Ни реальный, ни мифический.
— Попали? — осторожно спросил Алексей.
— Вин шо спросив, сколько разив, — язвительно усмехнулся Мищенко.
— В кого шмаляли-то хоть? — полюбопытствовал башкир.
— Не бачив, — ответил Тарас.