Несколько дней мы ходили по их друзьям-рокерам – по квартирам, подвальчикам, художественным студиям, у меня быстро обнаружился слух и способности к композиции, оказалось, что я красивая девушка, которая нравится парням, а мои разногласия с матерью – дело обычное. Матери никогда не понимают своих дочерей, они им завидуют – тоже хотят быть молодыми. Ревнуют дочерей к молодости. Да и вообще: кровное родство слишком преувеличивают. Обращала внимание: с родными братьями и сестрами никто никогда не дружит? Природа делает близких родственников психологически далекими друг от друга. Видимо, чтобы минимизировать возможность кровосмешения. Настоящие родственники – это друзья.
Те парень и девушка, которые подошли ко мне у церкви, уже сменились другой парочкой. Быстро было установлено, что несмотря на синие губы и черные кожаные шорты, я не художественная натура. Я суеверная провинциалка, повернутая на своей онкологии. Поэтому на этапе «сэндвич» моими булочками стали два сыроеда – знатока трав и нетрадиционных методов лечения.
А через две недели наступил третий, решающий этап – «изгнание из рая». Они стали хмурыми, неразговорчивыми, а на мои отчаянные вопросы отвечали одно и то же: ты сама во всем виновата. Как можно вылечиться от рака, если сидеть в Москве? Только особый воздух особых мест, только труд на природе, только натуральные продукты, выращенные своими руками, могут исцелить. А не веришь: бегай по врачам, бей поклоны в церкви, отдавай последние деньги за ненужные таблетки, что там еще – но знай, что тебе никто, кроме нас, не поможет.
Все разыгрывалось, как по нотам, поэтому у меня не было ни тени сомнений.
И когда потом, спустя полгода, она доверчиво посмотрела мне в глаза и улыбнулась, я не улыбнулась в ответ.
Мы сидели на берегу Катуни, обдававшей наши лица ледяной пылью, мне с моего валуна казалось, что я мчусь на скутере по воде, а она коснулась моего плеча и робко улыбнулась.
– Ты знаешь, – сказала она. – Это первый счастливый год в моей жизни…
И в тот момент я взорвалась: думаю, что сказалось постоянное недосыпание, тяжелый физический труд с утра до вечера, страх разоблачения, истерические звонки ее отца. Я уже знала, что он принял решение о штурме, и можно было больше не церемониться.
Короче, я дернула плечом, скидывая ее руку, и ответила:
– Да что ты знаешь о трудностях? Ты всю жизнь бесилась с жиру…
Ее взгляд погас, и она не стала мне больше ничего говорить.
Хотя она собиралась!
Собиралась!!!
Именно поэтому я выла, катаясь по траве, под ураганом взлетающего вертолета, под крики ОМОНовцев, плач детей и треск разбиваемых дубинками фанерных времянок…
Глава 3
– Вон! – сказала я.
Фоменко даже не шевельнулся, только злобно усмехнулся.
Его туша нависала надо мной, как скала – мне пришлось отклониться на ножках стула.
– Вы что, не поняли? Мне полицию вызвать?!
– Все? – брезгливо спросил он. – Закончили показательное выступление? Действительно, не боитесь получить по морде?