– Минолито! – послышался голос. – Минолито, ты там, ты меня слышишь?

Мино почувствовал, как тепло заполняет его тело, внезапно боль отступила. Изидоро! Папа Маджико, живой!

– Да, я здесь! – прошептал он чуть слышно в ответ.

– Они сломали тебя настолько, что ты не можешь идти, Минолито? – снова послышались слова.

– Нет, папа Маджико, я могу идти, но у меня болит грудь, и отказала рука.

Мино ужасно боялся, что армейцы услышат его.

– Очень хорошо, мальчик мой. Просто прекрасно. Не бойся. Представление ведь начинается в девять, не так ли? Когда услышишь девять ударов часов, будь готов! Папа Маджико покажет пару фокусов.

И голос исчез.

Мино снова лег на землю. Сердце колотилось в груди. «Папа Маджико жив, папа Маджико жив!» – повторял он про себя все время. Он закрыл глаза и внезапно увидел тихую маленькую реку. И свое отражение в чистой воде; он видел свое лицо четко и ясно. Затем вода начала дрожать, его лицо изменилось и постепенно в нем проступило нечто совсем иное.

Мино поднялся и громко рассмеялся: как же он забыл, конечно же, он не умрет! Прошло уже больше года!

Часы пробили восемь. Совсем скоро они пробьют девять.

Большинство жителей деревни сидели по домам. После наступления темноты на улицах и на площади оставалось лишь несколько человек. Армейцы были вне себя после убийства их товарища маленьким мальчиком. Они обыскали все дома, охотясь на ужасного фокусника, и застрелили двух безработных крестьян совершенно без повода. По площади шатался старик, размахивая полупустой прозрачной бутылкой. В тени, на скамье возле таверны, пастух наигрывал грустную мелодию на расстроенной гитаре. Больше никого видно не было. Лишь перед казармами, как обычно, галдели армейцы. Они конфисковали свинью и сейчас жарили ее на открытом огне.

Теперь, когда часы пробили девять, произошло нечто такое, из-за чего старик с бутылкой опустился на землю, гитара замолкла, а армейцы позабыли о жирной свинине.

Над кронами деревьев на темном ночном небе вспыхнул яркий свет. Он сверкал неприятным зеленым цветом, отчего весь город словно накрыло призрачной пеленой. Это была голова человека, огромная человеческая голова. Те, кто видел ее, терли глаза, прежде чем решиться посмотреть на нее снова. Это была голова Господа Вседержителя. Голова Иисуса Христа с терновым венцом, сверкавшим, словно серебро! Она раскачивалась над казармами, вперед и назад, медленно, обвиняя, угрожая; армейцы закашлялись и подавились свининой и тростниковой самогонкой, падая на колени. Сержант успел залить бочкой воды угли под свиной тушей, прежде чем свалиться на землю.

– Господи Иисусе! – слышался повсюду стон.

– Санта Мария, Матерь Божья, помоги нам! – раздавался шепот.

– Спаситель Небесный! – рыдали люди.

Лицо над ними постепенно становилось все меньше и меньше, Иисус Христос вознесся на Небеса, и зеленый свет пропал. Небо снова почернело. Но прямо перед этим вскочил первый армеец, начал яростно указывать куда-то, закрывая лицо руками.

Новый луч света пронзил деревню, еще более страшное и невероятное происшествие ожидало ее жителей: из джунглей прямо за казармой верхом на муле к ним летела человеческая фигура – голый человек, пылавший, словно факел. Пламя пылало вокруг его тела, руки были заброшены за голову, и языки огня ласкали кроны деревьев. Два огромных красных глаза сверкали на лице.

Армейцы побросали свое оружие и бросились наутек через площадь, мимо таверны вниз по улице и, наконец, скрылись за поворотом. Они ринулись к небольшому частному поместью гринго, хорошо освещенному барачному городку возле нефтяных месторождений в нескольких километрах отсюда.