Медленно, осторожно, почти без чувственного подтекста… А самому хотелось застонать или… зарычать от того, что могу наконец прикоснуться к ней. Ощутить пальцами мягкую кожу, провести по вытянутым изгибам. Еще немного — и можно будет коснуться губами ее влажного рта, поднять так, чтобы она обвила меня руками и ногами…
И в какой-то момент я ощутил, что она расслабляется. Горячая волна пробежала по ее телу, и Анна, наверное, сама не замечая этого, подалась ко мне. Мне показалось, что секунда — и она упадет мне в руки, а я подхвачу ее и уже не отпущу.
Но в этот момент прозвонил телефон.
Дэйл не сказал, когда позвонит. Но на всякий случай я велел перенести мой аппарат поближе к бассейнам, ведь собирался нежиться там с Анной допоздна. А потом продолжить в спальне… Пока не насыщу эту странную девушку нежностью, истомой, наслаждением, какое бывает лишь на двоих…
И, конечно, звонок раздался не вовремя. В тот самый момент, когда я меньше всего хотел разговаривать. И когда меньше всего хотел что-либо знать. В момент, когда мне было все равно.
Я был готов проклясть все на свете. Кроме Анны и этих ускользающих мгновений ее робкого доверия, разумеется…
— Анна, дождись меня! — сказал я, имея в виду даже не то, чтобы она не ушла. А чтобы не потеряла этот тонкий импульс, это робкое движение ко мне…
— Ну что ж, — сказал Дэйл, когда я с раздражением снял трубку. — Я связался с Сампрэ, где числилась ее бабушка — единственная родственница твоей Анны после смерти родителей. У меня там есть свои люди.
— И что Анна? Что с ней произошло? — спросил я, желая побыстрее отвязаться. Детали узнаю потом.
Сейчас важнее сама Анна — у меня в бассейне, теплая, тонкая, нежная, ожидающая меня…
— Хм… — Дэйл прокашлялся. — Мои парни провели настоящее расследование. Опросили соседей бабушки и местных полицейских… Четыре года назад Анна Грэйн в возрасте восемнадцати лет устала жить в нищете со своей бабушкой, захотела красивой жизни и сбежала из дома, чтобы стать проституткой. Внешние данные позволяли ей стать элитной куртизанкой… С тех пор бабушка ее не видела и не получала от нее вестей или денег…
Я замер. Вот актриса, пронеслась в голове мысль и четко расставила все по местам. «Мои родители погибли, когда я была подростком. Я стала жить с бабушкой. От отца осталось много долгов, и у нас не было средств к существованию…» — всплыл в голове ее голос с нашей первой встречи. Сидит напротив, робкая, какая-то даже возвышенная… И ведь даже не соврала. «Захотела красивой жизни…». Да только эта жизнь оказалась не такой красивой. Наверное, она не ожидала, что придется ублажать клиентов собственной болью. И юная беглянка получила не совсем то, что ожидала.
Но та Анна, которую я увидел изначально, при первой возможности послала бы весть бабушке, прислала денег, приехала бы погостить…
На мгновение захотелось просто взять ее за шкирку, вытащить из теплой воды бассейна и вышвырнуть на улицу. Как есть — голую.
Гнев и разочарование — такое, что душе стало больно, как будто в нее всадили нож, как будто она его всадила мне в спину, — застлали разум.
Но что-то не сходилось… Этот затравленный взгляд. И чистота внутри… И проклятая нить натянулась до предела. Звенела, сопротивлялась.
— Дэйл, это все? — напряженно спросил я.
— Нет, подожди, — друг усмехнулся на другом конце провода. — Тут интересно… Мои люди надавили на полицейских, что работали там четыре года назад. И вот что выяснилось… Показания бабушки радикально отличались от этой версии. Она неоднократно пыталась сообщить о похищении своей внучки. По ее словам… На протяжении нескольких лет ее и Анну преследовали бандиты, которые когда-то дали в долг ее отцу. Отец разорился, вместо состояния Анне Грэйн и ее опекунше — бабушке по отцовской линии Алирэ Прансэ — достались долги. Но оставался особнячок в столице. Бабушку, угрожая долговой ямой и тюрьмой, принудили отписать особняк. Она забрала внучку к себе в Сампрэ, где позже много раз они подвергались угрозам. Время от времени к ним приходили якобы представители банка и, угрожая, забирали все, что можно было счесть ценным — старинную посуду, драгоценности Алирэ и доставшиеся Анне от матери. А когда забрать было больше нечего, забрали Анну. Так выглядела версия бабушки…
Я сжал зубы от злости на самого себя, на похитителей, на Мендера Транси… Как я вообще мог хоть на мгновение поверить, что Анна притворяется?
Мозаика, что начала складываться раньше, рухнула, и на ее место встала другая картинка.