И поворачивается к нам спиной, с головой уходя в кулинарные хлопоты. Перво-наперво выставляет на стол новехонькую сверкающую кофеварку и решает тотчас опробовать ее. Я недоверчиво отхлебываю глоток крепчайшего варева: со сливками еще куда ни шло. Сердце вскоре переключается на бешеный ритм, но, видимо, ради этого и задумано удовольствие.
— Кое-кто собирался отчалить, — цепляюсь я к Мартину.
— Обожди, — бросает ему через плечо Хмурый. — Сейчас все будет готово.
Между ними завязывается разговор, и я чувствую себя лишней. Уныло бреду в гостиную и усаживаюсь за швейную машинку. Пока она отщелкивает стежки, я судорожно ломаю голову, пытаясь отыскать убедительный предлог, так как вовсе не намерена из-за Даниэля отказываться от своих планов. Временами в памяти всплывает крепко сбитая, тренированная фигура Эзио. Работа, подстегиваемая моим волнением и злостью, спорится на удивление быстро. Когда меня приглашают к ужину, я выношу готовую рубашку из хлопка ярко-зеленого цвета и кладу Даниэлю на колени:
— Держи!
Мою инициативу он и на этот раз встречает без восторга, придирчиво осматривает покрой. Затем влезает в обновку, раскидывает руки в стороны и ворчит:
— Плечи чуть не до локтей.
Я заранее предполагала, что спущенные плечи поначалу смутят его, но рубашку Хмурый не снимает и явно свыкается с ней. В рубашках общепринятого покроя приходится остерегаться резких движений, зато этот фасон предоставляет полную свободу. Даниэль сражен.
К концу ужина я сижу как на иголках.
— Вы что, передумали уходить? — вопросительно смотрит на меня Хмурый.
— Нет-нет, не передумали! — вскакивает Мартин.
Даниэль великодушным жестом отпускает нас, я на бегу касаюсь его щеки губами, а на улице подвергаю Мартина допросу. Братец не признается, какой предлог изобрел, чтобы смыться.
Мы мчим на мотоциклах, стараясь избегать оживленных, людных улиц. Сидя на багажнике, Мартин держит меня за талию. Конрад то едет вровень с нами, то чуть отстает; пассажиром при нем состоит верная Фанни. С ребятами на третьем мотоцикле я не знакома, что отнюдь не убавляет их энтузиазма: не сказать, что мы «идем на дело», но заварушка предстоит веселая. Уличным освещением в этом районе города не злоупотребляют, но темнота нам лишь на руку. Конечной целью вылазки является некое фотоателье, где мы рассчитываем размножить наш документ. По дороге обгоняем патрульную машину, полицейские на нас — ноль внимания. Я без конца поглядываю в зеркало заднего вида, но ничего подозрительного не обнаруживаю. Тонкий свитер вздергивается кверху, и я ощущаю влажные ладони брата.
Из ателье на улицу просачивается свет, табличка на двери гласит: «Открыто с 10 до 24 часов. Фотографии для документов изготавливаются в присутствии заказчика. Ксерокопии — в неограниченном количестве».
Ребята с третьего мотоцикла остаются у входа «на стреме». Заклеивают номера, закуривают, спокойно переговариваются.
Сунув руки в карманы, я вхожу в небольшое помещение, Конрад следует за мной по пятам. Круг света от настольной лампы выхватывает из мягкого полумрака молодого мужчину; при нашем появлении он вскидывает голову. Мы с Конрадом возимся с плексигласовыми щитками, делая вид, будто намереваемся снять шлемы. Однако в следующий миг я выхватываю оружие и жестом велю мужчине встать. Он подчиняется и с перепугу оборачивается назад. Конрад тотчас направляется в глубь комнаты, а у входа возникают Мартин и Фанни. Шагнув за порог, девчонка переворачивает висящую на двери табличку и запирает дверь на ключ.
Вслед за Конрадом мы вторгаемся в дальнее помещение, я толкаю перед собой перепуганного фотографа. В задней каморке мы застаем врасплох женщину, которая при нашем появлении роняет из рук книгу и гневно восклицает:
— Подлые грабители!
Не вступая в пререкания, усаживаем их с мужем рядком. Парни, мигом сориентировавшись, запускают технику и приступают к работе. Аппарат, словно высовывая язык, изрыгает испещренные строками листы бумаги. Фанни складывает их аккуратными стопками, а затем на пару с Мартином засовывает продукцию в мешки. Дело спорится, но не так быстро, как хотелось бы. Мы входим в азарт: напечатать листовок как можно больше — столько, сколько сумеем унести!
Фотограф как завороженный не сводит глаз с моей пушки, жена его злобно следит за действиями парней. Челюсти ее безостановочно движутся, то ли терзая жвачку, то ли пробуя на вкус ругательства в наш адрес. Затем внимание женщины переключается на меня, она пытается разглядеть мое лицо под забралом шлема.