Результаты «похищения» сыновей

Вернёмся ненадолго «немного» назад – на 50 лет. Матери наших соучеников в Центральной музыкальной школе были полностью поглощены делами своих детей. Без этого славного отряда родительниц ЦМШ история музыкального исполнительства во многом была бы другой. Матери Лазаря Бермана, Нины Бейлиной, Володи Ашкенази, Виктора Данченко, и многих других, не только работали, поддерживая жизнь семьи, но и проводили много времени в самой школе, зорко следя за всеми деталями занятий своих детей.

При таком положении вещей, их опека длилась все десять лет обучения в школе. Дети выросли. В 18 лет, окончив школу, они становились студентами Консерватории. Но и матерям и отцам продолжало казаться, что их дети, всё ещё дети и что они остро нуждаются в их опеке ежедневно и ежечасно. Они, эти преданные родители, несмотря на свою занятость, по-прежнему посещали все выступления своих детей – теперь уже в Малом зале Консерватории и им по-прежнему казалось, что и теперь их дети – уже вполне выросшие сыновья – даже и сейчас не могут сделать и шагу без предварительного обсуждения с родителями, без открытых обсуждений всех жизненных перипетий, словом, большинство родителей продолжало изо всех сил по-прежнему «опекать» своих весьма великовозрастных детей. Но наступала всё же пора самостоятельной жизни их чад. И тут, не побоимся этого сказать, в большинстве таких семей самых любвеобильных родителей назревала трагедия – увлечения их сыновьями какими бы то ни было девицами воспринималось в таких семьях, как попытка возмутительной «кражи» их детей из родного дома. Конечно, вслух этого не говорилось, но ситуация было удивительно похожей во всех мне известных семьях моих соучеников.

Интересно, что даже и теперь, в наши дни XXI века, мать одного известного музыканта как-то во всеуслышание сказала: «Я ненавижу будущую жену моего сына!» Хотя и жены-то никакой нет, да и быть не может при таком положении вещей, но всё равно, страх перед «кражей» её уже почти 40-летнего «дитя» какой-то посторонней женщиной, совершенно парализует волю её сына, да и ей самой не приносит ничего кроме страха.

К выходу замуж дочерей – наших соучениц, как мне казалось, их родители относились спокойней, чем родители сыновей. Конечно, было желательно, чтобы будущий муж был бы относительно «ровней», так сказать «социально равным» их собственному семейству, но всё же это как-то сглаживалось и сам факт выхода замуж дочери воспринимался родителями не так трагически, как потенциально возможная женитьба сына. Иногда это становилось «ночным кошмаром» родителей, начинавших денно и нощно просить судьбу пронести мимо эту опасность – хоть бы на этот раз!

Многим сегодня такая картина покажется преувеличенной и неестественной, но читатель может поверить, что именно такая атмосфера и образ мыслей господствовали в большинстве семей, посвятивших больше десяти лет ежедневных усилий в борьбе за успехи своих сыновей. По-человечески это понятно – в сердце матерей возникала пустота после ухода из семьи её единственного сына – а в большинстве таких семей мы были единственными сыновьями.

Я бы не хотел строить каких-либо предположений насчёт ситуации в семье Игоря Ойстраха, но в то же время далёк от мысли, что их семья была исключением в этом жизненном вопросе. Почти наверное, что будущую претендентку в семье с единственным сыном ожидали с таким же страхом, как и в любых других похожих семьях.

Страх «потерять» сына был, конечно эгоистическим – ведь так хотелось, чтобы существующее положение вещей было бы вечным! И сын с родителями, в родном доме, в безопасности! Так трудно было смириться с фактом, что сын вырос, стал взрослым человеком, более того – уже известным и даже всемирно известным артистом, но всё ещё казавшийся родителям пятнадцатилетним подростком. А в Игоря Ойстраха влюблялись ещё в ЦМШ первые красавицы школы – обаятельный, красивый юноша, вежливый, хорошо воспитанный. Правда всё это было безответным – всё своё внимание и время он уделял скрипке и музыке.

Не знаю, как восприняли родители Игоря Ойстраха объявление о женитьбе, но в его жизни это стало поворотным пунктом к полной самостоятельности не только человеческой, но и творческой, артистической.

Его женой, как уже говорилось выше, стала пианистка Наталия Зерцалова, обладавшая невероятной трудоспособностью и ответственностью за свою профессиональную карьеру. Выйдя замуж за Игоря Ойстраха в 1960 году, она стала его многолетним партнёром по ансамблю, который был отмечен не только критиками многих стран мира, но и дал, пожалуй, самый значительный в жизни обоих музыкантов творческий результат – запись десяти Сонат для фортепиано и скрипки Бетховена.

Как известно мерилом истинного музыканта-интерпретатора – дирижёра и пианиста – является именно исполнение Симфоний и Сонат Бетховена. Сочинений для скрипки, написанных Бетховеном не так много, как для фортепиано или симфонического оркестра, но исполнение скрипачом Концерта для скрипки Бетховена и его десяти Сонат – также мерило таланта исполнителя и его значения как музыканта-интерпретатора. Можно сказать, что они, наряду с Шестью сонатами и партитами для скрипки соло Баха есть Библия скрипача.

С дирижёром Отто Клемперером. Семейный архив

Как уже говорилось, Игорю Ойстраху выпала редкая удача – он был единственным советским скрипачом, выступившим с Концертом Бетховена с величайшим в XX веке интерпретатором музыки Бетховена – дирижёром Отто Клемперером.

И вот, спустя несколько лет Игорь Ойстрах и Наталия Зерцалова заканчивают записи всех десяти Сонат Бетховена. Когда Клемперер получил в подарок эти пластинки, он написал Игорю Ойстраху нижеследующее письмо:

Otto Klemperer July 24-th 1971