– Здесь вдовая боярыня Умила живет, муж ее давно уж помер, на охоте медведь задрал, – походя ответил Захар и как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ о купцах, боярах и дальних странах.

Кондрат поневоле вздрогнул, проведя рукой по груди, прикрытой многочисленными кафтанами, от которых на солнце уже стало довольно жарко. Сдвинул шапку со лба, подставив его налетевшему ветерку. Затем, усилием воли отогнав мысли о медведях, которых в здешней округе, похоже, водилось немерено, он вновь принялся осматривать соседские терема. Подняв взгляд повыше, Кондрат разглядел вдалеке укрепленный замок. Тот стоял на самом высоком месте Рязани, отделенный ото всех глубоким рвом. Судя по всему, это был княжеский кремль.

«А боярин-то, похоже, из скромных мужиков был, – с одобрением подумал Кондрат, закончив беглый осмотр близлежащих строений и вспоминая свое жилище, более походившее на крепость, чем на дворец, – хоть и богат, а денег на ветер не бросает. Молодец».

Спустившись с холма, они миновали церковь – проезжая которую, новоявленный Евпатий перекрестился вслед за приказчиками, – и углубились в квартал с более плотной застройкой. Дома здесь тоже были богатые с виду, но стояли уже плотнее друг к другу, образуя несколько довольно широких улиц. По одной из них, распугивая конями попадавшийся люд, боярин с приказчиками добрались до крепостной стены и выехали за нее сквозь ворота. Как узнал из бесконечного монолога Захара боярин – ворота назывались Спасскими. Через них шла главная дорога от княжеского кремля на холме, вдоль всего Среднего города – так назывался квартал, где обитал нынче сам боярин Евпатий, – прямиком к Ряжским воротам, минуя мастерские и лавки Столичного города. Сразу за Спасскими воротами обнаружился еще один кирпичный храм – Спасский собор, – давший название массивным воротам. Перекрестившись еще раз с поклоном, Кондратий доехал шагом до перекрестка и направил своего смирного коня вслед за Захаром, который, не прекращая разговора, свернул на развилке налево, к Исадским воротам. Как уже знал Кондратий, неподалеку от этих ворот и находился его кузнечный промысел.

Здесь, за стеной Среднего города, зажиточный люд встречался редко. Это были кварталы ремесленных людей и бедноты, кормившийся разными промыслами, от кузнечных до гончарных. Проезжая еще Спасский собор, боярин заметил издалека целую ораву нищих, просивших милостыню у всех встречных с таким рвением, что в случае отказа им было не позавидовать. К счастью, боярин проехал стороной, но на будущее отметил себе, что ему по статусу, вероятно, полагалось разбрасывать милостыню горстями. И еще подумал, что наверняка это за него делали вездесущие приказчики. Кондрат мысленно поблагодарил провидение за то, что выбросило его в этот мир не одного и не на пустое место, а снабдило такими знающими помощниками.

Глядя по сторонам, Кондратий вдыхал дымно-смоляные запахи, перемежавшиеся смрадом и вонью, и не мог надивиться тому что происходит вокруг. Работный люд, разодетый в мешковатого вида рубахи, сновал по своим делам, то и дело преграждая путь конным. Или сидел по своим мастерским и сараям, откуда валили дым и пар. Изготавливая нечто молотом, вырезая ножом или связывая, вышивая, скрепляя. В общем, все были при деле.

Сегодня был его первый «выход в люди», и боярин с жадностью впитывал в себя все незнакомые виды и образы, навалившиеся на него и взволновавшие душу. Кондрат почувствовал себя вдруг каким-то разведчиком или, скорее, исследователем неизвестного мира, невесть как влезшим в чужую шкуру. Шкура ему досталась неожиданно богатая, но, надо сказать, предполагавшая ответственность поболее, чем у других. Еще из книжек он уразумел, что жизнь рядом с властителями любого рода – это всегда палка о двух концах. Могут осыпать милостями, а могут и голову с плеч. С этим на Руси никогда не церемонились. Почему он оказался в этом странном мире не холопом, а именно боярином, за какие такие заслуги – небеса молчали. Пока. Предоставляя Кондрату возможность самому разобраться. Узнать, в чем тут, как говаривала его бабуля, божий промысел. И пока что единственное, что надумал Кондрат, не считавший себя достойным вечной жизни или жизни за чей-то счет, – ему просто повезло. А будущее покажет. Мир вокруг сейчас был на удивление осязаем и реален, хотя и не мог быть таким по определению.

Окутанный внезапно нахлынувшими размышлениями о своем бытие, рязанский боярин вскоре доехал до края большого оврага, разрезавшего городскую землю огромной загогулиной, дальний конец которой упирался в крепостную стену. К этому оврагу выходили задние дворы как минимум двух дюжин строений, походивших на низкие вытянутые амбары. Буквально из каждого сейчас валил не то дым, не то пар. Из-за бревенчатых стен, почти черных от копоти, раздавались методичные удары молотов. Услышав эту музыку, Кондрат решил, что они, наконец, прибыли. И не ошибся.

– На месте мы, Евпатий Львович. Пора посмотреть, что с заказом княжеским делается, – сообщил Захар, придерживая коня, и, обернувшись к боярину, вполголоса добавил: – Да кузнецов припугнуть для острастки, а то они что-то тянуть стали с работой. Особливо Кузьма, с тех пор как у него шестое дитя народилось, да Храбр – который едва только из запоя вышел… Хотя по трезвости лучше их работников во всей Рязани не сыскать.

Став неожиданно серьезным, Захар напомнил:

– Нам, Евпатий Львович, княжеский заказ изготовить надо вовремя. Запоздать никак нельзя. Князь Юрий, он, сам знаешь, где добрый, а где…

– Разберемся, – мрачно пообещал Кондрат, никогда не любивший нарушителей дисциплины.

Захар остановил коня у крайней кузницы и, спрыгнув на землю, помог спуститься на землю своему боярину, придержав стремя. Кондрат уже начал привыкать к такому отношению. А куда деваться – стал боярином, принимай почести, пока дают. Отвечать потом будем. Он спустился на каменистую землю, бросил поводья приказчику и остановился в нерешительности. Делая вид, что рассматривает здоровенную бочку с водой, стоявшую у входа в кузню, Кондратий помедлил с минуту, раздумывая, как начать разговор со своими лучшими кузнецами, отбившимися от рук.

В это время широкая дверь, а точнее ворота, отворились, и в клубах дыма наружу вышел здоровенный детина, косая сажень в плечах, в кожаном фартуке на голое тело. Волосы его на голове были перехвачены широким металлическим обручем, а со щек и бороды стекали капли пота. В мозолистых вытянутых вперед руках он держал щипцы, между концами которых был зажат наконечник копья, раскаленный докрасна. Не обращая внимания на прибывших, кузнец шагнул к бочке и опустил в нее свое изделие. Издав злобное шипение, вода забурлила, охлаждая выкованный наконечник. А кузнец вытащил его назад, бегло осмотрел и уже собирался вернуться в кузницу, как его окликнул Захар.

– Ты чего, Кузьма, – подал приказчик голос, в котором сквозили нотки издевки, – али не узнал нас? Мы вот к тебе в гости приехали.

Кузнец замер на мгновение, изучая гостей, и нехотя поклонился, рассмотрев, кто приехал. На его лице было заметно плохо скрываемое раздражение рабочего человека, которого отрывают от дел всякие бездельники. Но обойти вниманием своего хозяина он никак не мог.

– Здрав будь, боярин. Рад видеть тебя живым, а то сказывали – медведь тебя заломал, – хмуро поприветствовал его Кузьма, на закопченном лице которого виднелись только глаза. – И вы, добрые люди, тоже заходите, коли пришли. Я оконечники копейные доделываю. Но если разговор нужен…

– Иди, – разрешил Евпатий, быстро поняв суть вопроса, – доделай сначала дело. А мы пока поглядим.

И смело шагнул вслед за кузнецом, пропавшим в клубах дыма и пара. Едва Кондратий оказался внутри, сделав не более десятка шагов, как у него появилось ощущение, что он попал в ад. Тот самый, с огнем, серой и чертями. Только вместо чертей здесь сновали чумазые кузнецы с подмастерьями, ковавшие оружие для рязанского князя. Пару раз вдохнув едкие испарения, от которых глаза сразу заслезились с непривычки, Кондратий остановился посреди кузницы, осматриваясь. Приказчики замерли за спиной, как безмолвные тени. Казалось, в таком дыму никто не заметил прибытия хозяина.

Спустя короткое время Кондратий присмотрелся и смог сквозь клубы дыма и пара различить кузнечные мехи поблизости от себя и еще несколько таких же чуть поодаль – постройка была длинная и, похоже, внутри почти не имела перегородок. Здесь, как на конвейере, ковали оружие сразу нескольких видов. Там, где он вошел – ковали наконечники для копий, чуть подальше – мечи. Кондрат своими глазами увидел, как неизвестный пока что ему бородатый кузнец у дальних мехов, внимательно рассмотрев охлажденный клинок, вновь положил его в огонь. Видимо, остался недоволен качеством своей работы. Что происходило в другом конце кузницы, отсюда было вообще не разглядеть.