– Думаешь, не справлюсь?

– Ди, послушай меня. Такие вещи в одиночку не делаются, – заговорила Риган настойчиво. – Если мы хотим добиться справедливости для твоей сестры, нам просто необходимо, чтобы полиция была в деле.

– Кто это «мы»?

– Мы – ты и я, – сказала Риган. – Вот глупая.

В горле у меня встал ком.

– Ладно. Завтра перед работой зайду к копам.

В ту ночь я долго лежала без сна, глядя в потолок и прислушиваясь к урчанию хозяйской стиральной машины. Сэйра вечно бродила по дому часов до двух-трех утра – пылесосила, шаркала шваброй, отскребала стены. А мой сосед, Уилсон, даром что коротышка ростом мне по пояс, храпел, точно корабельная сирена. Перегородка между нашими комнатами, тонкая, как из папье-маше, от его храпа не спасала. Я помучилась, потом решила перестать притворяться, что сплю, и потянулась за компьютером.

Я хотела отправить два сообщения, и одно из них – таинственному Х, чей адрес дал мне Тодд. Впечатав его в адресную строку, стала писать: «Здравствуйте, я Дейрдре Кроули, сестра Кэролайн Трэкстон. Я знаю, что после ее смерти вы получили от нее сообщение, и хочу поговорить с вами о нем. Не могли бы вы написать мне на этот адрес? Или позвонить? Спасибо». Я добавила к письму свой номер телефона и нажала на «отправить».

С одним покончено. Второе будет сложнее.

Я зажгла свет, достала снимки сестры, просмотрела их и нашла тот, где Каро была сфотографирована с мужчиной, которого я не знала. «С Беном, в доме Кларксонов-Норткаттов в Хай-Фоллз, Нью Йорк». Я вгляделась в лицо мужчины. Красивое, но без изюминки, незапоминающееся: хорошая стрижка, светлая, покрытая ровным легким загаром кожа, правильные черты лица, безупречные зубы. Я поймала себя на том, что пытаюсь представить его в черных очках, примерить на него образ того незнакомца, который наблюдал за похоронами Каро в Гринвуде. Что ж, это мог быть он, а мог быть и кто-то другой.

В Сети оказалось много информации о Бене Норткатте. Он был репортером из разряда неустрашимых, получил Пулитцеровскую премию. Написал три книги о политике, наркоторговле и терроризме в Южной Америке тех лет, когда сам жил в Колумбии и Аргентине. На его веб-сайте были ссылки на статьи, написанные им для «Эсквайра», «Джи-кью», «Нью-Йорк таймс» и «Гардиан». Я прошла по ним и, не отрываясь, стала читать все подряд. Статьи были о коррумпированных политиках и наркоторговле, но в памяти остались лишь самые жуткие сюжеты – например, о торговле людьми, которых увозили для работы на шахтах и рудниках Колумбии и Венесуэлы; о детях-солдатах, страдающих посттравматическим стрессовым расстройством; о бандитах из Боготы, которые пичкали своих жертв специальными наркотиками, превращая их в зомби; о нацистских преступниках времен Второй мировой, чье гнездо внезапно обнаружили в Аргентине…

Одним словом, этот Бен был однозначно крутым парнем. Впечатляло даже его фото на сайте: лицо серьезное, без тени улыбки, а рядом – гора из человеческих черепов. Собравшись с духом, я напечатала банальнейший текст: «Здравствуйте, Бен, это Дейрдре, сестра Кэролайн Кроули, мне очень нужно поговорить с вами», – и добавила свой номер телефона.

Теперь оставалось только ждать.

Мне очень хотелось еще почитать Бена, но я напомнила себе, что собиралась поискать статьи Каро. Когда она заканчивала школу журналистики САНИ в Нью-Палтце, мы не общались – мне было семнадцать лет, я жила с Риган и ее мамой, а за успехами Каро следила в Сети, читала кое-какие ее статьи для женских журналов и сайтов турагентств и жестко высмеивала их. Прошло два года, прежде чем мы начали общаться по-настоящему. Каро как раз только что сделала статью о Тео Трэкстоне для глянцевого журнала, название которого я не помню. Ее быстро перепечатали многие сетевые издания. Еще бы, с таким-то названием: «Наследник Трэкстонов или современный Индиана Джонс?». Ужас, с какой стороны ни глянь. Статейка была небольшая, из разряда «30-летние о 30-летних», но с целой россыпью настоящих самородных слов, какие никогда не встретишь в пафосной журнальной писанине. Кликнув на нее теперь, я увидела фото Тео – он стоял в неопреновом водолазном костюме на фоне разбитой каменной головы, поросшей водорослями. Я начала читать.

«Фамилия Трэкстон ассоциируется с роскошью. Отели Трэкстонов действуют в 38 странах мира, и можно предположить, что у наследного принца империи, Теодора Р. Трэкстона-младшего, или Тео, как он предпочитает себя называть, дел всегда по горло. И все же двадцатисемилетний Трэкстон, вице-президент семейной компании и топ-менеджер глобального масштаба, обзавелся времяемким хобби: он возвращает похищенные древности тем странам, из которых они были вывезены.

«Честно говоря, я никогда не хотел быть отельером, – признается он. – Об этом мечтал отец, а я завалил первую попытку, когда учился в Берлине». Позже Трэкстон все-таки поступил в Гарвард на курс ЭмБиЭй/ДжейДи, который закончил одним из лучших в группе.

«Я вовсе не собирался становиться законником, – говорит Трэкстон. – Но я вырос среди людей, которые вовсю манипулировали законом для достижения своих целей. И хотя мое образование не делает меня полноценным игроком на юридическом поле, оно помогает мне ориентироваться в этой системе». Первый успех на новом поприще ждал его в прошлом году, когда ему удалось помочь правительству Таиланда вернуть в страну несколько предметов керамики бан чианг – считается, что им по крайней мере 2000 лет – из одного американского музея, который предпочел остаться неназванным.

«Сегодня музеи очень внимательно относятся к провенансу выставленных у них предметов, но так было не всегда, – говорит Трэкстон. – В эпоху колониализма захват чужого культурного наследия был обычной практикой и до сих пор кое-где остается таковой».

Не исключено, что Трэкстон добился столь многого в таком молодом возрасте благодаря наследственности – его мать, Пенелопа Арчер, легенда лондонской театральной сцены, получила свою первую премию Лоуренса Оливье в восемнадцать лет за главную роль в «Ромео и Джульетте»; всем известна история о том, как его отец, Теодор-старший, приобрел свой первый пятизвездочный отель на деньги, выигранные в казино Монте-Карло. «Да, в нашей семье любят драматические эффекты», – подтверждает Тео. Но о своей личной драме говорить не хочет. «Самой драматической историей в моей жизни стал поход в берлинский зоопарк. Мне было тогда шесть лет, и я ухитрился забраться в вольер к тигру, – говорит он. – Мне еще повезло, я выжил и отделался только шрамами. Но драмы с меня хватит. Теперь я хочу лишь одного – сделать для мира хоть что-нибудь доброе».

Эту статью я перечитала дважды. В коллекции сестры нашлись и другие упоминания о Тео, но в совершенно предсказуемом, скучном контексте развития глобальной империи «Трэкстон интернешнл». В более поздних статьях имя Тео встречалось в контексте кампании за возвращение Греции мраморов Элгина, но и там не было ничего о нем как о личности. В колонке «Нью-Йорк таймс» я видела заметку о бракосочетании Каро и Тео, но не нашла в себе сил кликнуть на нее. Была еще пара фото из таблоидов, на которых Каро и Тео вместе блистали на каком-то благотворительном балу, и несколько снимков Каро, неизменно безукоризненно одетой, но без мужа. «Светская львица Кэролайн Трэкстон в качестве хозяйки первого ежегодного благотворительного бала в помощь жертвам семейного насилия», – выскочил вдруг заголовок, под которым стояла подпись: Эбби Морел. Та самая, в розовом, которая прицепилась ко мне у церкви. Я открыла заметку, но там не было ничего существенного: одни фото людей в роскошных нарядах. Кстати, благотворительной организацией, ради которой все это было затеяно, оказалось «Гражданское общество Диотима». Я вспомнила, что это название всплыло в нашем с Каро споре где-то год назад, когда я упрекала сестру в том, что она превратилась в корпоративного трутня.