— И что тут происходит?

Петр Викторович вздохнул с облегчением.

— Ань… твой гость — он кто?

— Человек… Что случилось?

— Революция Ивановна заявление написала.

— О чем?

— Об изнасиловании.

Аня пошатнулась и оперлась о стену.

— К-как?

— Ах ты, охальница! — завизжала в голос «изнасилованная». — Водишь тут, всяких! Да тебя за это на сто первый километр выселять надо! Твои кобели….

— Успокойтесь, — оборвал вредную старуху участковый.

— А ты меня не успокаивай! Я войну прошла! Я ударница социалистического труда! У меня грамота есть!

— Из дурдома, — заржал в голос сосед сверху, которому вредная бабка портила не меньше нервов, чем Ане. В итоге, мужчина по своей квартире передвигался перебежками и на цыпочках, потому что количество заявлений, написанных на него, приближалось к сотне.

Сейчас он отыгрывался за прошлые страдания.

Революция Ивановна завизжала еще громче, требуя теперь уже выгнать негодяя, который устроил в своей квартире танцпол, а ей, ударнице, хоть не живи, потому как голова раскалывается, виски ноют, сердце бухает…

Пока она визжала, Аня обратила внимание на участкового.

— Это мой знакомый. Чуваш.

— Чувак?

— Чуваш, — повторила Аня внятно. В таком шуме расслышать ее и правда было чудом. — Мы познакомились около четырех лет назад, Я ездила в те края, у них останавливалась, сейчас вот, он к нам приехал, а его на вокзале грабанули. Сумку отняли, по башке дали…

— Заявление есть?