Полковник, не отстававший от доктора, остановился как громом пораженный. Он потирал то лоб, то глаза, но никак не мог собраться с мыслями. Мориц, сам Мориц держал в своих объятиях Анжелику. Рядом с ним стояли Дагобер и еще какой-то красивый молодой человек в богатом русском генеральском мундире.

– Нет! – воскликнула, наконец, Анжелика, когда пришла в себя. – Нет! Никогда я не была тебе неверна, милый, дорогой мой Мориц!

– Знаю, знаю! – поспешил он ответить. – Ты – ангел чистоты, но адская сила едва не подчинила тебя себе!

В глубоком молчании Мориц донес Анжелику до замка. Только у ворот к полковнику снова вернулась способность мыслить и говорить:

– Что за чудеса!

– Все прояснится, – отозвался Дагобер и представил полковнику незнакомца, назвав его русским генералом Богиславом, лучшим другом Морица.

Оказавшись в гостиной, Мориц, не обращая внимания на испуг полковницы, вызванный его появлением, первым делом спросил:

– Где граф С-и?

– На том свете! – мрачно ответил полковник. – Час тому назад он умер от удара.

Анжелика, вздрогнув, перебила отца:

– Я знаю, знаю! В ту минуту, когда он умер, будто кристалл, зазвенев, вдруг вдребезги разбился в моем сердце, и я погрузилась в какое-то странное состояние. Я словно опять видела тот кошмарный сон, но на этот раз все было совсем иначе. Я почувствовала, что страшный взгляд потерял надо мной власть, а опутавшие меня огненные тенета порвались сами собой. Я была свободна и вслед за тем увидела Морица, моего Морица! Он спешил ко мне, и я кинулась к нему навстречу.

И девушка вновь бросилась в объятия счастливому жениху, точно боясь потерять его.

– Господи, благодарю тебя! – воздев к небу руки, проговорила полковница. – Тяжесть, давившая на мое сердце с той самой минуты, когда Анжелика согласилась отдать свою руку графу, наконец отступила. Меня не покидало чувство, что мое дорогое дитя обручается с чем-то темным и страшным.

Генерал Богислав попросил позволения осмотреть труп, и его проводили в беседку. Отдернув покров и взглянув в лицо умершего, он содрогнулся и, невольно отступив, воскликнул:

– Это он, он! Клянусь всеми святыми!

Анжелика между тем заснула на плече Морица. Девушку по приказанию врача уложили в постель. Он не сомневался в том, что сон – лучшее лекарство от тех переживаний, что выпали на долю Анжелики. Из приглашенных гостей в замке не осталось никого.

– Теперь, – сказал полковник, – пора нам выяснить, что это за чудеса такие. Мориц, как вы остались живы?

– Вам уже известно, какому вероломному нападению я подвергся после заключения мира, – начал Мориц. – Раненный пулей, я свалился с лошади и какое-то время пробыл без сознания. Когда я очнулся, мне показалось, что меня куда-то везут. Кругом чернела ночь. До меня донеслись чьи-то голоса, перешептывающиеся на французском. «Итак, тяжело ранен и в плену у неприятеля!» – такова была первая мысль, посетившая меня до того, как я снова лишился чувств.

Я припоминаю еще несколько мгновений просветления, во время которых чувствовал только чудовищную головную боль. Наконец, однажды утром я проснулся с приятным ощущением: силы мои восстанавливались. Оглядевшись, я увидел, что лежу в роскошной постели с шелковыми занавесями. В комнате, где я находился, были высокие потолки, стены, обитые прекрасными шелковыми обоями, и тяжелая золоченая мебель. Какой-то совершенно незнакомый человек, склонившись надо мной, увидел, что я открыл глаза, и тут же дернул за шнурок колокольчика. Через несколько минут дверь отворилась, и в комнату вошли еще два человека. Старший из них был одет в старомодный французский костюм и носил на груди крест святого Людовика. Младший приблизился ко мне и, пощупав пульс, сказал: «Он спасен. Опасность миновала».

Тогда первый подошел ко мне и, отрекомендовав себя шевалье Т***, сообщил мне, что я нахожусь в его замке. Далее он рассказал мне, как, проезжая недавно через какую-то деревню, увидел рассвирепевшую толпу крестьян, собиравшихся ограбить меня, раненого, упавшего с лошади. Разделавшись с врагами, шевалье Т*** велел перенести меня в карету и отвез в свой замок, лежавший за пределами тех территорий, на которых велись военные действия. Его искусный домашний хирург принялся за лечение нанесенной мне тяжелой раны. По словам моего хозяина, он очень любил мой народ, гостеприимно приютивший его в ужасное время революции, так что он был рад, что смог отплатить за оказанное ему благодеяние, оказав помощь мне.