– Видите ли, почтеннейший господин адвокат, – продолжал старый слуга, старательно снимая со свечи щипцами какого-то тлеющего разбойника и наступая на него ногой, – топить комнаты было бы бесполезно, потому что ветер и снег слишком уж разгулялись с тех пор, как разбиты окна…

– Что? – перебил его дядя, подбочениваясь. – В доме разбиты окна, а смотритель не смог этого исправить?

– Да, почтеннейший господин адвокат, – спокойно и монотонно продолжал старик, – ничего не поделаешь, очень уж много в комнатах мусора и камней.

– Ах, черт возьми! Да откуда же в комнатах взялись мусор и камни?! – воскликнул в сердцах дядя.

– Позвольте пожелать вам веселья и благополучия, молодой господин, – сказал мне старик с учтивым поклоном и, когда я кивнул ему в ответ, добавил: – Это камни и известь из средней стены, которая обвалилась от сильного сотрясения.

– Да что, у вас землетрясение произошло, что ли? – сердито проворчал дядя.

– Нет, почтеннейший господин адвокат, – ответил старик, улыбаясь во весь рот, – но три дня назад тяжелый наборный потолок залы суда обвалился со страшным шумом.

– А, чтоб… – Тут мой вспыльчивый дядя хотел было сказать крепкое словцо, но, подняв правую руку вверх, а левой стаскивая с головы лисью шапку, вдруг повернулся ко мне и проговорил с громким смехом: – Очевидно, тезка, нам лучше держать язык за зубами и больше ни о чем не спрашивать, а то мы узнаем что-нибудь похуже или весь замок обрушится на наши головы. Но, – продолжал он, обращаясь к старику, – не будешь ли ты так добр, Франц, велеть очистить и протопить другую комнату? И нельзя ли поскорее приготовить ко дню суда какую-нибудь другую залу в главном здании?

– Это уже сделано, – ответил старик, приветливо указав на лестницу, и сейчас же начал по ней подниматься.

– Каков чудак! – воскликнул дядя, когда мы направились следом за старым слугой.

Мы проходили по длинным коридорам с высокими сводами, и колеблющееся пламя свечи Франца бросало странные отблески во мраке. Колонны, капители и пестрые арки представали перед нами иногда, словно паря в воздухе. Наши длинные тени двигались за нами, как какие-то великаны, и старинные портреты на стенах, по которым они скользили, казалось, дрожали, колебались, и голоса, словно доносящиеся оттуда, угрожающим шепотом врывались в отголоски наших шагов: «Не тревожьте нас, не тревожьте волшебное пламя, что покоится в этих старых камнях!»

Когда мы благополучно миновали анфиладу холодных мрачных комнат, Франц открыл, наконец, залу, где в камине ярко пылал огонь, приветствуя нас своим веселым треском. Как только я вошел туда, мне стало намного легче, но дядя остановился посреди залы, осмотрелся вокруг и сказал очень серьезным, почти торжественным тоном:

– Так это здесь должна быть зала суда?

Франц, который высоко поднял свечу, так что мне бросилось в глаза светлое пятно величиной с дверь, выделяющееся на темной стене, сказал глухим, полным скорби голосом:

– Здесь ведь тоже когда-то судили!

– Что с тобой, старик? – воскликнул дядя, быстро сбрасывая шубу и подходя к камину.

– Это я так, – проговорил Франц, зажег свечи и открыл соседнюю комнату, которая к нашему приезду была уютно обустроена.

Вскоре перед камином стоял накрытый стол, старик принес прекрасно приготовленные блюда, за которыми последовала чаша с пуншем, сваренным по настоящему северному рецепту.

Утомленный путешествием, мой старый дядюшка тотчас после трапезы улегся в постель, но меня эта странная обстановка и пунш так возбудили, что я не мог даже думать о сне. Франц убрал со стола, помешал угли в камине и оставил меня, приветливо раскланявшись.

Я сидел один в высоком, просторном рыцарском зале. Метель улеглась, буря перестала бушевать, небо просветлело, и полная луна ярко светила в широкие сводчатые окна, заливая волшебным светом все, даже самые удаленные углы этой необычной комнаты, которых не достигал скудный свет моих свечей и каминного пламени. Как еще бывает в старых замках, стены и потолки залы были украшены на старинный лад, потолок обшит тяжелыми панелями, а стены покрыты удивительными росписями и золоченой резьбой. Из огромных картин, на которых по большей части были изображены жестокие сцены медвежьей и волчьей охоты, выступали деревянные головы зверей и людей, прикрепленные к нарисованным телам, и в колеблющемся неверном свете огня и луны все это оживало и обретало какую-то жутковатую правдоподобность. С этими картинами чередовались написанные в натуральную величину портреты рыцарей в охотничьих костюмах – вероятно, это были предки хозяина замка, любившие охоту. И живопись, и резьба сильно потемнели от времени, тем более ярко выделялось светлое пятно на стене, в которой были две двери, ведущие в соседние комнаты. Я вскоре рассмотрел, что на месте пятна тоже должна была находиться дверь, но ее заложили, и потому, неразрисованное и не украшенное резьбой, как вся стена, это место так сильно бросалось в глаза.