— Что ж, хорошо.

Я закатил глаза, хапнул как можно больше энергии, и указал в сторону остатков оккультистов.

— Их-то уберите.

Дважды просить не пришлось — герои набросились на оккультистов. Они даже не сопротивлялись, видимо, надеясь, что так их смерть будет менее болезненной. Они ошибались. Их убивали долго и остервенением, ведь это были те самые ублюдки, которыми их пугали в детстве, не говоря уже о том, что их существование заключалось в том, чтобы убивать и пытать обычных людей.

После расправы над приближёнными Гниющего, его самого окружили со всех сторон, но он как будто бы не замечал этого. Если бы глава Культа мог выпрямиться и задрать голову, он бы это сделал, но согнутый позвоночник не позволял. С его тощего лица отваливались куски плоти, оголяя кости, но тут же на них вскипал слой гноя, из-под которого медленно вырастало воспалённое мясо. Жёлтые, в красных прожилках, глаза Гниющего смотрели прямо на меня. Я улыбался ему, зубы маски щёлкали в такт смешкам, которые непроизвольно рвались наружу.

— На этот раз тебе некуда бежать, — сказал я.

— Я это знаю, — едва слышно прошелестел полный боли голос Гниющего.

— Это я выпил Лес Трупов.

— Я это знаю.

— Привет тебе от одной настоятельницы храма, что стоял между Прохладным Лесом и Светлым Местом.

Опухшие губы Гниющего раздвинулись в жуткую улыбку. Он расхохотался, несмотря на то, что его губы лопались и исходили гноем.

— Я помню эту шлюху. Как-то её поочерёдно трахала вся моя армия — две тысячи оккультистов. Сколько на это ушло? Месяц? Два? Не помню. Но она потом родила, да. Такого уродца, что и Гасп бы никогда не создал. Считалось, что он мой сын, но только пару дней — дольше он не прожил. Когда он сдох, я скормил его ей. Спасибо тебе за эти весёлые воспоминания перед смертью. Как она, кстати, поживает?

— Я лишил её страданий.

— Что ж, лиши их и меня. Повезло тебе сопляк, если бы все наши резервы не были исчерпаны, я бы… — Его голос сорвался на визг. Комок, изрыгнувший на Гниющего весь яд, что ему удалось сгенерировать, исчез — ушёл отдыхать. Я снял маску, убрал Крылья и, ссутулившись, угрюмо уставился на Гниющего, не ощущая ничего, кроме усталости. Если бы сейчас пришлось драться, я бы тоже с поднятой головой принял смерть — ни на что другое меня бы не хватило.

Кричал он долго. А умирал ещё дольше. Яд, который сделала Шапокляк, был невероятно мощной штукой, но Гниющий всё-таки почти полубог, да и ткани его регенерировали очень быстро. Я мрачно наблюдал за тем, как яд разъедает уже практически несопротивляющиеся смерти останки, когда Гниющий тихо рассмеялся. Даже в истлевшем теле, от которого осталась горсть кишок и разъеденные кости, ещё теплилась жизнь.

— Впервые… — прошептал он, — впервые за все эти годы… я… не чувствую боли…

Я шагнул к нему и ногой раздавил череп. Когда я поднял ногу, от Гниющего остался лишь прах.

— Хорошо, что я потратил свои силы, куда нужно. — Я повернулся к собравшимся кругом войскам и, найдя глазами Инчу, совершенно искренне ей улыбнулся. — А теперь у нас на повестке дня другой вопрос. Оскал, ко мне!

Пёс вынырнул из леса и, в один прыжок преодолев расстояние до меня, встал в боевую позу, неподвижный, как статуя, если не считать мелко подрагивающих ошмётков верхней губы.

— Кажется, нам нужно пересмотреть условия нашего мирного соглашения, — сказал Свей. По его губам блуждала счастливая улыбка, и вообще его лицо излучало сплошную доброжелательную мечтательность.