«Не слишком ли рискованно?» — спросил у меня Комок.

«Нет. Никого реально сильного я в окрестностях не чувствую. А мне нужно испытать свою новую силу».

«Кого-то реально сильного ты можешь и не почувствовать, а вот он тебя — запросто. Впрочем, дело твоё. Да я и сам что-то заскучал».

Вот именно — моё дело, привычное и знакомое, а не то, чем я занимался последние дни. Мне нужно размяться.

Не скажу, что мне не нравилось в городе из-за каких-то там стен, сковывающих мою свободу или подобного бреда. В городе тоже было хорошо — там куча закутков для засад, множество затемнённых мест. Просто там не на кого было охотиться. А здесь, в тёмном лесу, где уже на протяжении многих месяцев чуть ли не ежедневно гибнут люди, добычу найти не сложно. Возможно, когда-то здесь жили лешие или кто-то в этом духе, сейчас же это был настоящий лес мертвецов — Культ не щадил никого, так же как и осквернённые жрецы Корда.

А самая ожесточённая борьба велась именно между ними, люди долгое время здесь оставались лишь третьей силой. Я прошёл три больших могильника, где догнивали останки оккультистов и одержимых, и два с осквернёнными. Останки обычных людей валялись то тут, то там — их убирать было некому.

Но первые, на кого я наткнулся в лесу, были именно люди. То ли дезертиры, то ли разбойники — какая к чёрту разница, кем являлись эти отребья? Полдюжины грязных оборванных, но хорошо вооружённых людей заняли ложбинку в кустах, где преспокойно жарили на костре мясо. И это в километре от нашего лагеря. Не сомневаюсь, что они давным-давно нас засекли и не почувствовали никакой угрозы для себя.

Зря.

Я затаился за кустами, вслушиваясь в тихий разговор. Вечные темы — где бы достать нормальной жратвы, выпивки и одежды. Где бы разжиться золотишком. Трахнуть бы какую бабёнку, даже если совсем страшную и завшивевшую. В общем, ноль полезной информации.

Абсолютно бесшумно я ужом прополз к ним. Какое-то время смотрел на лицо их предводителя, двадцатилетнего от силы парня с изъеденным оспинами отупевшим от постоянных лишений лицом. Или, скорее, не отупевшем, а абсолютно пустым — за кусок мяса такой человек мог убить хоть незнакомца, хоть собственного ребёнка.

Интересно, что с ним было, если бы он дожил до конца смуты? Вернулся бы к себе домой, занялся старым своим делом, будто то башмачная или отцовская ферма? Женился? Нарожал детей? Или продолжил разбойничать?

А другие? Вот этот отощавший сорокалетний мужик с желтухой или пятнадцатилетний парнишка с буквально обросшими чирьями и прыщами щеками?