В окно спальни сочится бледный мутный утренний свет, а Фин сидит рядом с лестницей и тяжело дышит, высунув язык – ему тоже жарко. В висках легонько пульсирует боль – из-за того, что я не выспалась. И тут я вспоминаю парня, из-за которого я не выспалась. Парня с полными губами и такими глубокими глазами.
Я выбираюсь из кровати, чувствуя легкое раздражение. У меня слегка кружится голова. Фин следом за мной спускается вниз – нам обоим необходимо глотнуть свежего воздуха. А мне, кроме того, нужно еще отделаться от лихорадочных снов, которые никак не отпускают меня.
Когда мы с Фином спускаемся вниз, я резко останавливаюсь.
Огонь в печке почти погас, лишь слегка светятся угольки, присыпанные золой.
На диване лежит груда одеял, подушка смята, видно, что на ней спали.
Но самого Оливера Хантсмена нет.
Я открываю входную дверь и выбегаю на снег – холодный воздух наполняет легкие, мороз кусает за кончики ушей. В груди зарождается тревога.
Нет, я вовсе не беспокоюсь за Оливера. Просто начинаю сомневаться, а был ли он здесь вообще? Не придумала ли я его – Оливера Хантсмена, сделанного из снега и ночных звезд. А как только на небе взошло солнце, он взял и растаял.
Я стою на террасе, ищу отпечатки на снегу, какой-нибудь намек, что парень исчез в ночи. Возвратился в Чащу.
А затем я вижу.
Среди деревьев, растущих между домом и замерзшим озером, появляется фигура, мелькающая среди падающего с угольно-черного неба снега. У меня перехватывает дыхание и бегут мурашки. Это он.
На Оливере та же одежда, в которой он был вчера, только высохшая за ночь. Возможно, виной всему мутный утренний свет, в котором все видится странно, но выглядит Оливер каким-то решительным, словно приготовился отправиться в дорогу. Продолжить опасное путешествие, из которого ему не хочется возвращаться.
Почувствовав, очевидно, на себе мой взгляд, Оливер оборачивается, и в его руке я вижу холщовый мешочек с травами, который подложила ему, пока он спал.
Его прищуренные изумрудные глаза смотрят на меня, и я замечаю напряженность, которой не могу понять.
– Ты в порядке? – спрашиваю я, подойдя к краю крыльца, но мои слова кажутся лишними, они растворяются в холодном сухом воздухе, едва успев слететь с моих губ.
– Мне нужен был свежий воздух, – говорит он, переминаясь с ноги на ногу. – Я надеялся, что солнце, может быть, появится.
Оливер поднимает взгляд в небо, которое затянуто темными тяжелыми облаками.
«Возможно, он думал, что солнечный свет согреет, вылечит его, – думаю я. – Прольется бальзамом на его голову. И в одно мгновение чудесным образом вернет ему память».
Оливер продолжает сжимать мой мешочек с травами. Он опускает глаза, смотрит на мешочек и морщит брови, словно не может вспомнить, что это такое.
– Я сделала его для тебя вчера ночью, – поясняю я и неожиданно смущаюсь. Колдовские травы от девчонки-ведьмы. Я Уокер и никогда не желала быть кем-то еще, но мне одновременно не хочется, чтобы он смотрел на меня так же, как дети в школе или мальчишки из лагеря. Так, будто я монстр – странное, мрачное создание с безжалостным сердцем. Я хочу, чтобы Оливер видел во мне только девушку, и ничего больше.