Нора

«Никогда не пропускай попусту полнолуние, Нора, даже зимой», – любила повторять моя бабушка.

Бывало, под полуночным небом мы шли вверх по Черной реке, ориентируясь по созвездиям как по карте, которую я могла прочертить кончиками пальцев – отпечатки звездной пыли на моей коже. Бабушка негромко напевала себе под нос, уверенно скользя по замерзшей реке к противоположному берегу.

«Ты слышишь? – спрашивала она. – Луна нашептывает твои секреты. Она знает самые глубокие, самые темные твои тайны». В этом была вся бабушка – странная и прекрасная, а в ее глазах читались удивительные истории, которые она знала. Истории о лунном свете, загадках и катастрофах. Леденящие кровь истории. Впрочем, радостных и веселых у бабушки тоже хватало. Идя следом, я в точности повторяла каждый шаг, который она делала, пробираясь сквозь глушь, не переставая поражаться, с какой легкостью она избегала жгучей крапивы и ядовитой крушины. Как, проводя по коре дерева, которое встречалось ей на пути, моментально определяла его возраст. Бабушка была чудом – ее лицо всегда было поднято к небу, словно она жаждала ощутить бледное лунное сияние на своей оливковой коже, а вокруг нее, казалось, всегда закручивалась буря.

Но сегодня я иду без нее, гонясь за той же луной, которая сияет над той же темной замерзшей рекой, – охотясь за чем-то потерянным в холодном, печальном лесу.

Ветки деревьев роняют капли смолы. С сосны неподалеку ухает сова. Мы с Фином все дальше уходим в горы. Фин энергично машет своим волчьим хвостом, нюхает воздух, пытаясь уловить незнакомый, долетающий с другого берега реки запах.

Две недели прошло с той ночи, когда на озеро Щучья пасть обрушилась снежная буря. Две недели как выпал снег и заблокировал единственную дорогу, по которой можно покинуть горы. Как электричество, ярко вспыхнув в последний раз, умерло.

И две недели как пропал парень из лагеря у озера.

Парень, имени которого я даже не знаю.

Парень, который то ли сбежал, то ли потерялся, то ли просто исчез, испарился словно туман, что поднимается над поверхностью озера во время осенних бурь. Он незаметно выбрался из своей койки в одной из хижин, ушел и больше не возвращался. Жертва зимнего холода. Или сумасшествия, или отчаяния. Жертва этих гор, которые умеют проникнуть в твои мысли – дурача тех, кто осмелился ходить здесь, среди сосен, после заката солнца.

Эти леса дикие, суровые и не знающие пощады.

Верить им нельзя.

И все же сквозь них я сейчас иду, углубляясь все дальше в горы. Куда никто другой не смеет зайти.

Потому что я скорее тьма, чем девушка. Скорее зимняя тень, чем августовский полдень. «Мы дочери леса», – прошептала бы бабушка.

Итак, я продвигаюсь все дальше по берегу Черной реки, следуя начерченной звездами карте, делая все так, как меня учила бабушка. Как делали все Уокеры до меня.

Пока не добираюсь до места.