— Песню запевай!

Это правильно. Мы хорошо бились, достойно. Как ребята Власова под Киевом. Как танкисты Катукова под Мценском. А мы здесь — под Шлиссельбургом.

И понимаю — а запевать-то мне. Приплыли, однако. Мой репертуар не строевой. Классика, выручай залетного.

— Эх, яблочко, куда ты котишься, попадешь в губчека, не воротишься!

— Эх, не воротишься! — грянуло за спиной.

— А я бедненький, да несчастненький, развалился я, да на частеньки! Развалился я, да на кусочечки, проночуй со мной — хоть полноченьки! Поночуй со мной, хоть согреюся, на тепло твое я надеюся! Эх, яблочко, да ты неспелое, приходи на сеновал, коли смелая!

И мы идем, печатая шаг. Пыль всех дорог скрипит под сапогами. Нет в цитадели ворот, просто вся дорога от причала простреливается двумя зенитными батареями. Чужие здесь не ходят. А хорошо бы сейчас — ворота настежь, и девушки платочками машут.

Кочумайте, россияне.

Стоит на входе комитет по встрече — полковник Донской, быстро люди на войне в званиях растут, если живыми остаются, майор Снегирев, два, нет, три лейтенанта НКВД — комсорг наш, Капкан и Меркулов. У всех на груди новенькие награды. И правильно — есть за что давать. Астахов, глупый щенок, чуть ли не подпрыгивает от радости, а командиры зубами скрежещут, сейчас будут на мне их остроту проверять. А мы, равнение направо, церемониальным, марш! Хорошо Некрасов нас в цитадель завел, все зенитчицы будут наши. Девки героев любят.

Меня сразу в штаб утащили. Одно хорошо — все мое отделение в полном составе в приемной засело во главе с Капканом. А у того пулемет привычно лежит на коленях, деталь экипировки. Кажется, он с нашими бывшими блатными нашел общий язык.

— Это что за разговоры об интернировании? — сразу взял быка за рога Снегирев.

— Обычная дезинформация с целью введения в заблуждение противника, — говорю спокойно. — Давайте у всех присутствующих возьмем стандартные подписки о неразглашении государственной тайны, и продолжим совещание.

Начальник секретной части оживился, дело привычное и важное, зашелестел журналом учета, бланками, перо заскрипело.

— Коменданту цитадели лейтенанту Астахову, — говорю, — рассчитывать нормы выдачи продуктов, исходя из сроков осады в тысячу дней.

И перестало перо скрипеть. И в приемной перестали дышать. И в цитадели все замерло.

— Три года, значит, — сказал Снегирев, и хрустнул пальцами.

И жизнь в крепости возобновилась — перо заскрипело, и дыхание вернулось.

Народ вокруг был серьезный — сообщили данные под роспись, принимай к сведению. А вопросы задавать здесь не привыкли.

— Дальше. Нами осуществлена вербовка особо ценного агента, сотрудника центрального аппарата службы безопасности СД. Вот его расписка, деньги взял, секреты выдал.

Секреты я и так все знал, но обосновать же надо. А так все понятно — агентурные данные.