– Миледи, вы не должны… – начала Агата, встретив мой взгляд. О-о, а он был готов испепелить любого находящегося в этой комнате. Ибо все это мне уже знатно поднадоело. Аристократы, высшее общество. Тьфу! Сплошные высокомеры и лицемеры.
– Агата Авдосьевна, помолчите, пожалуйста, – укоризненно посмотрела на неё. – А вы, как вас там, не помню, держите свой поганый, светский язычок за зубами. Ибо в следующий раз, когда вы только подумаете, как побольнее оскорбить кого-то, клянусь, я вот этими руками вырву его вам.
– Это угроза? – чуть опешила женщина.
– Я никогда не угрожаю, мисс. Я лишь предупреждаю.
– Что за дерзость!
– Дерзость – это вы. А я – справедливость. Запомните, матушка, я никому никогда не позволю поливать грязью меня и дорогих мне людей. И коль это принято в стенах вашего особняка, пожалуйста, унижайте свою прислугу, возвышайтесь над ними, но только не здесь. Сейчас вы находитесь в моем доме, так будьте любезны выполнять мои правила!
– Да что ты себе позволяешь, девчонка! – свекровь уже не могла сдерживать свое равнодушное выражение лица. Вены набухли. Лицо покраснело. Её грудь энного размера часто вздымалась вверх. Она была зла. Вот только мне было плевать на все ее чувства. Она позволила себе оскорбить человека, который ей на протяжении многих лет служит верой и правдой. А для меня нет более гнилых, черствых людей, чем те, кто унижает всех непохожих на себя.
– А если вас что-то не устраивает, arrivederci, – и указала на входную дверь. После чего, одарив мужа убийственным взглядом, сама вышла в сад.
Этот голубоглазый у меня еще попляшет! Развода захотел? А черта с два тебе, а не развод!
Север
Я не узнавал свою кроткую, невинную и вечно шарахающуюся от собственной тени жену. За эти полгода брака я настолько изучил девушку, что даже мог спокойно предвидеть, что она испытает в тот или иной момент. Но сегодня что-то пошло не так. Точнее это началось еще вчера, когда Олимпия бросилась в воду. Но кардинальные изменения произошли с рассветом.
Та забитая жизнью девчонка никогда бы не пошла против моей воли, мало того, она бы ни за что не рискнула бы перечить моей матери. А эта девушка с яркими цвета топленного шоколада глазами была способное на многое. Чего только стоит ее выход нагишом из купальни. Моя жена никогда бы так не сделала. Она и спать-то со мной в одной комнате стеснялась, а тут на те, представление. Хотя… если не брать в расчет ее сильную худобу и выпирающие кости, я бы даже загляделся и, не постеснявшись Агаты, взял бы эту кареглазку прям там.
– Это ты виноват! – ворвался в мысли мамин голос. – Совсем распустил девчонку. Теперь смотри какой она стала. Грубиянка. Невежда. Продажная тварь!
– Мама! – мне совсем не нравилось, как она отзывалась о моей жене. Пусть даже наш брак – чистый договор. Пусть я не знаю ту женщину, которой вдруг стала Олимпия. Но я никому не позволю унижать мою женщину.
– Что мама? – развела женщина руки. – Что?
– Поезжай домой. Ты уже увидела все, что хотела, – пошел вслед за гордо ушедшей женой, бросив через плечо. – Карета уж ждет.
Девушка нашлась у фонтана. Она сидела на бортике, свесив ноги в кристально-прозрачную воду. Сама же Олимпия смотрела на небо, где плыли белоснежные облака.
– Здесь красиво, – не оборачиваясь, произнесла она.
– Зимой тут еще краше, – прошептал, присаживаясь рядом. – Олимпия, – прикоснулся к ней.
– М-м?