Танец может многое сказать о человеке. Но вот танец по пьяни скажет куда больше.
Мое тело двигалось плавно, попадая в ритм музыки. Я изгибалась, приседала, раздвигала свои красивые ножки, облаченные короткой кожаной юбочкой. Топик давно улетел с барной стойки – он был лишним, да и движения сковывал.
Мне было жарко. Алкоголь снес все барьеры разума. Он растекался по венам, дарил телу легкость и решительность. Я была чертовски уверена в себе и в том, что эту ночь я проведу в объятиях самого сексуального мужчины.
Заметив нужную мне особь, веля бедрами, поманила его пальчиком. Он подошел, ухватив под попу, помог мне слезть с высокого стола. Почувствовав желанный пол под ногами, потащила своего спасителя в центр зала, где музыка была слышна громче и лучше.
Окружив мужчину своими ласками, я как кошка терлась об его торс грудью, припадала на коленях к области паха. Мои пальцы не оставляли и сантиметра – они все гладили и гладили мужчину. Но и партнер не отставал. Его горячие ладони сминали грудь, талию, попу. Он прижимал меня к себе. И я прекрасно ощущала его недетское желание.
Внутри меня взорвался фейерверк. Трусики намокли. А короткая юбка стала тесной. Хотелось оседлать этого красавца прям на глазах у всех. И только пальцы потянулись к ремню джинс, как я остолбенела, не успев и прикоснуться к нему.
Кто-то пристально смотрел на меня. Его холодный, полный спокойствия взгляд проживал во мне дырку. Стало неловко. Передернув плечами, посмотрела по сторонам. Затуманенный взгляд отказывался фокусироваться. А когда он все же это сделал, я встретилась с темно-синими, как океан, глазами, в которых бушевала самая настоящая метель.
– С тобой все хорошо? – скрипучий голос незнакомца резанул слух.
– Да, – слишком равнодушно ответила.
– Тогда может в номер? – повернув голову в сторону говорившего, заметила на его лице довольную ухмылку.
Я не стала отвечать ему и просто ушла. Впервые за весь вечер я почувствовала, что не тело ведёт меня, а я сама веду его. Сама двигала его в сторону родных и любимых глаз – окружающее перестало существовать: голоса стихли, силуэты расплылись. Остались только он и я. И моя тянувшаяся именно к белокурому мужчине душа. И я повиновалась её зову, потому что знала, она никогда не ошибается.
Под толстым слоем земли было тяжело открывать глаза. Мышцы затекли. Да и сама я уже устала находиться в одном положении. Но спать не хотелось. Хотелось, чтоб все это поскорее закончилось!..
Вот говорят же: «Бойся своих желаний, иначе беду накличешь». И разве было трудно последовать этому простому совету?
Только желание просвистело у меня в голове, как сносящий всё на своем пути ветер окутал меня. Он срывал всё: комья земли, глины, грязи разлетались во все стороны. Ветер и очищал меня, и убивал одновременно.
Внезапно прорыв стал закручиваться в воронку, создавая что-то наподобие смерча. Теперь он не отталкивал от себя предметы, а притягивал их в самое сердце природного явления.
Последнее испытание, проводимое четвёртой стихией, было испытание веры. Мне никто не объяснил какую именно веру будут проверять, а по тому это испытание было для меня загадкой.
Перед глазами пронеслась вся жизнь. Будущее, настоящее, но прошлого я так и не увидела. Зато увидела другую картину.
В это раз не было ни людей, ни злых языков, ни громкой музыки. Был лишь холодный, каменные пол и что-то мокрое, и липкое подо мной. Открыла глаза и поняла, что нахожусь в темной комнате, сквозь единственное окно которого пробивался лунный свет, освещая меня. Я была в белоснежной сорочке, испачканной багровой кровью… Кровь моя…
Боль осознания происходящего пронзила сердце. Хотелось выть, рвать на себе волосы и проклинать всё, на чем стоит мир за его несправедливость. Мой мальчик! Мой сын! Мой маленький мальчик!
Внутри была пустота. Из глаз текли ледяные слезы. Крик застыл в горле, так и решившись вырваться наружу. Душу рвало на части от безысходности и тяжёлой потери. Ни одна мать не должна хоронить своё чадо. А мне и похоронить некого.