Пансион миссис Тоджерс был приятно взволнован, и усиленные приготовления к позднему завтраку происходили под его коммерческой сенью. Настало то счастливое утро, когда священные узы брака должны были соединить мисс Пексниф с Огастесом.

Настроение мисс Пексниф делало честь и ей самой и такому торжественному событию. Она была преисполнена снисходительности и всепрощения. Она приготовилась отплатить добром за зло своим врагам. Она не питала ни злобы, ни зависти в сердце своем — ни малейших.

Ссоры между родными, говорила мисс Пексниф, ужасная вещь; и хотя она не в силах простить своему дорогому папе, она готова принять остальных своих родственников. Они слишком долго чуждались друг друга, говорила она. Довольно уже этого одного, чтобы навлечь на семью какую-нибудь кару свыше. По ее мнению, смерть Джонаса и была такой карой, ниспосланной всему семейству за постоянные нелады между собой, и в этом мнении ее утверждало то, что сама она переносила испытание довольно легко.

Итак, жертвуя собой — не торжествуя, нет, отнюдь не торжествуя, а смирившись духом, — эта любезная молодая девица написала своей родственнице, особе с решительным характером, и сообщила, что ее свадьба состоится в такой-то день; что она долго огорчалась бессердечным поведением ее самой и ее дочерей и теперь надеется, что совесть не слишком их мучит; что, желая простить своим врагам и примириться со всеми перед вступлением в самый священный из союзов с самым нежным из возлюбленных, она теперь протягивает им руку в знак дружбы; и если решительная особа примет эту руку в том же духе, в каком она протянута ей, то она, мисс Пексниф, приглашает ее присутствовать на свадебной церемонии, а кроме того, приглашает трех красноносых старых дев, ее дочек (впрочем, насчет носов мисс Пексниф не распространялась), быть своими подружками.

Решительная особа отвечала, что и она сама и ее дочери в отношении совести пользуются завидным спокойствием и здоровьем, о чем, как она знает, будет приятно услышать мисс Пексниф; что она прочитала записку мисс Пексниф с непритворным удовольствием, потому что никогда не придавала никакого значения мелкой зависти и злобным нападкам, которым подверглась она сама и ее близкие, ибо, подумав хорошенько, она нашла в них не что иное, как источник невинного развлечения; что она с радостью приедет на свадьбу к мисс Пексниф и что ее три дочери будут счастливы присутствовать при таком интересном и совершенно неожиданном событии, причем слова «совершенно неожиданном» были подчеркнуты решительной особой.

Получив этот любезный ответ, мисс Пексниф распространила свое прощение и гостеприимство на мистера и миссис Спотлтоу, на мистера Джорджа Чезлвита — кузена холостяка, на одинокую родственницу, страдавшую зубной болью, и на волосатого молодого джентльмена с неопределенной физиономией — на всех оставшихся в живых из той компании, которая собралась когда-то в гостиной мистера Пекснифа. После чего мисс Пексниф заметила, что в выполнении долга есть какая-то сладость, которая смягчает горечь жизненной чаши.

Свадебные гости еще не собрались; впрочем, было еще так рано, что и сама мисс Пексниф одевалась не спеша, когда поблизости от Монумента остановилась коляска и Марк, соскочив с заднего сиденья, помог выйти мистеру Чезлвиту. Коляска осталась дожидаться, а также и мистер Тэпли. Мистер Чезлвит отправился в пансион миссис Тоджерс.

Недостойная преемница мистера Бейли проводила его в столовую, куда немедленно явилась миссис Тоджерс, так как этого визита ожидали.

— Вы, я вижу, одеты на свадьбу, — заметил он. Миссис Тоджерс, которая совсем захлопоталась с приготовлениями, ответила утвердительно.

— Все это делается против моего желания, уверяю вас, сэр, — сказала миссис Тоджерс, — но мисс Пексниф уже решилась, да и действительно — мисс Пексниф пора выйти замуж. Этого нельзя отрицать, сэр.

— Да. — сказал мистер Черлвит, — конечно. Ее сестра не принимает участия в торжестве?

— О, что вы, нет, сэр. Бедняжка! — шепотом сказала миссис Тоджерс, покачав головой. — С тех пор как она узнала самое страшное, она не выходит из моей комнаты — здесь рядом.

— Она может принять меня?

— Да, сэр.

— Тогда не будем терять времени.

Миссис Тоджерс проводила его в маленькую заднюю комнатку с видом на водяной бак, и там, печально изменившаяся с тех пор, как эта комнатка впервые стала ее жилищем, сидела бедная Мерри в черном вдовьем платье. Комнатка выглядела очень мрачно, и она сама тоже; но один друг был при ней, верный до конца, — старик Чаффи.