Внезапно входная дверь спальни скрипнула, и в комнату вошёл двенадцатилетний Донни. Тот самый Донни, в которого была влюблена моя Октавия, который был влюблён в мою сестрёнку… Каштанововолосый, с карими глазами, которые сейчас были такими не по-детски серьёзными и покрасневшими от тайно выплаканных слёз, что мне вдруг стало не по себе и подумалось: “Этот парень точно сможет выжить”. И я не ошиблась в этом своём суждении, хотя и не смогла узнать об этом после: Донни вырастет в крепкого парня, благодаря позаботившейся о его будущем Гее сможет прожить безбедную жизнь, рано займётся изготовлением деревянных изделий и благодаря чуду сумеет избежать участи шахтного раба, в раннем возрасте женится на нищенке – девушке, которую полюбит первой после Октавии, – в восемнадцать лет в первый и в последний раз станет отцом крепкого сына, когда в Кантон-J проникнет Сталь и Дилениум падёт, его деньги уже иссякнут, так что материального богатства он во время буйства Стали не потеряет, но лишится своей рано постаревшей и до тех пор крепящейся ради семьи матери, после чего сможет успешно выживать в лесах далеко за пределами стен бывшего Кантона–J с любимой женщиной и уже умеющим держать ружьё сыном – его жизнь будет несладкой, и всё же счастья в ней будет немало.
…Мы со Стейнмунном вернулись в его дом перед самым рассветом. Ощутив сильный голод, я впервые за последние полтора суток поела: подкрепилась большим куском свежего хлеба и запила его молоком. Когда с поздним ужином или ранним завтраком было покончено, я решила спросить у Стейнмунна, что же будет с его домом, ведь уже сегодня он останется без хозяина. Стейнмунн ответил, что ещё в начале весны заблаговременно пожертвовал этот дом вдовцу с двумя малолетними сыновьями, живущему по соседству, в доме своего брата, у которого у самого жена и семеро детей по лавкам. Удовлетворившись этим ответом, я отправилась в подвал с чувством выполненного долга и собственного достоинства: пусть у меня отняли всё материальное, пусть у меня отняли всех дорогих моему сердцу людей, самого главного у меня никому отнять не удалось – несмотря на всё зло, через которое мне пришлось пройти, я продолжаю оставаться способным к искреннему добру, а значит, способным к борьбе человеком.
Выспаться перед тяжёлым днём – далеко не то же самое, что выспаться перед Церемонией Отсеивания. Даже после бодрствующей ночи забыться сном перед столь грандиозным и оттого еще более страшным событием оказалось непростой задачей… Не давали спать мысли вроде: не казнят ли нас, то есть всех тэйсинтаев и всех пятикровок, уже завтра? Просто выведут за стену Кантона и расстреляют всех чрезмерно самоуверенных и чрезмерно неугодных Кар-Хару плебеев – вот и вся история одного несмышлёного побега. И всё же я смогла с собой договориться: напомнила себе о том, что вся моя семья и все мои друзья уже вторые сутки как мертвы, и сразу же начала почти умиротворённо мечтать о расстреле – с этой мыслью и провалилась в тягостный сон, в котором мне снились одни лишь бесплотные звуки убивающих выстрелов.
Глава 9
Если не явиться вовремя на Церемонию Отсеивания – смертная казнь через повешение на площади гарантирована. То есть, если рассмотреть мою ситуацию под микроскопом, получается, что я похожа на малюсенькую блоху, которая мечется по закрытой коробке в попытках уклониться от молотка, жаждущего прибить не желающую расставаться с жизнью букашку – молоток всё бьёт и бьёт, а я всё подпрыгиваю и подпрыгиваю, он всё не попадает ровно по цели, а я всё продолжаю отскакивать… Жалкое зрелище. Но что поделаешь. Жизнь – точно не то, от чего стоит отказываться, и точно не то, от чего легко уйти невредимым: нет-нет, да и пристукнет. Но, как говаривал Берд: без решительных ударов достойная сталь не куётся.
Как добраться до здания Администрации без проволочек в день, в который чуть ли не все жители Кантона стремятся в самую гущу событий: кто-то посмотреть, кого же в этот раз заберут; кто-то поддержать своих родных и близких, оказавшихся под угрозой отсеивания. По крышам, конечно, было бы здорово, да вот только днём на крышах ты становишься ярким пятном, а значит, более заметным для пытливых глаз, которые могли бы не заметить тебя ночью по причине плохого зрения, твоей сливающейся с ночью одежды или просто из-за того, что ночами на улицах людей практически нет. Подумав недолго, мы со Стеймуном всё же не решились тащиться по земле – выбрали вариант с крышами. Потому как на крышах мы всё же чувствуем себя словно рыбы в воде, а вот на земле нас с лёгкостью может сцапать какой-нибудь долбанутый ягуар… В общем – крыша. Стремясь по ней вперёд, напрямую к зданию администрации, я едва сдерживала слёзы, осознавая, что, скорее всего, это моя последняя пробежка по моей родной надземной магистрали. А что дальше? Неизвестность, может, смерть… А ведь мне даже двадцати лет ещё нет. Впрочем, Октавии было только двенадцать, а Эсфире лишь десять лет от роду. Вывод: возраст не то, что волнует жнеца с косой, способной резать всё и всех на своём пути. Нет, не то, нет, я ещё поборюсь, обязательно не сдамся, а там… Будь что будет!
За пятнадцать минут беспрерывного бега мы наконец добрались до центра города: специально бежали по северной части магистрали, чтобы не видеть моего несчастного дома, его разбитости и разграбленности. Здание Администрации – самое высокое здание во всём Кантоне-J, стоящее в самом центре Кантона и обособленное от других зданий просторной площадью и тремя широкими улицами, мощеными такой старинной брусчаткой, что никто из местных уже даже не помнит, была ли эта брусчатка выложена в прошлом, двадцать первом веке, или же появилась здесь ещё раньше. Из-за такого расположения, к зданию Администрации можно подобраться только одним способом – по земле, – так что опасности нам было не избежать. Самым оптимальным вариантом стал узкий проулок, в котором дома́ были построены так близко друг к другу, что перепрыгнуть с одной крыши на другую можно было всего при помощи одного широкого шага. Спускаться вниз здесь тоже было удобно – благодаря торчащим из стены круглым балкам, предназначение которых было разве что в том, чтобы подвешивать на них сушильные веревки, на которых обычно висело либо бельё, либо травы.
Первым пошёл Стейнмунн. Когда он оказался на земле, всё было чисто, но стоило мне спрыгнуть вниз, как тут же в проходе, ведущем на многолюдную площадь, материализовался ликтор. Мы замерли от неожиданности, но сразу же поняли, что он здесь не по наши души – он стоял почти впритык к проходу, спиной к нам, и, важно держа в руках габаритное огнестрельное оружие, смотрел в сторону толпы. Нам же было некуда деваться – проход только один, вперёд, и другой путь некогда выдумывать, так как мы и так попадаем в последнюю форточку перед закрытием дверей здания Администрации: то есть если мы сейчас не успеем зайти – дальше нас будет ждать только петля из пеньки на шее.
Сделав глубокий вдох, мы одновременно, не сговариваясь, побежали вперёд и быстро прошмыгнули прямо мимо ликтора – быть может, он и остановил бы нас, будь мы чуть медленнее, но у нас были шустрые ноги, и толпа была достаточно плотной, чтобы лентяю желать следовать за нами. Не сбавляя темпа, мы приблизились впритык к зданию Администрации и бегом преодолели двадцать широченных ступеней, ведущих к необходимому нам входу. Сердце колотилось – ликторы сегодня повсюду, и все вооружены, а я совсем на виду, на этой дурацкой белой лестнице, возвышающей моё тело над площадью, словно мишень…
В этот день вход в здание Администрации доступен исключительно строго по спискам. У входа стояло два вооруженных ликтора и один из них, начинающий седеть мужик с бульдожьим выражением лица, проверял входящих. Стейнмунн назвался, и его сразу же пропустили, но стоило мне подойти к ликтору, чтобы назвать своё имя, как я сразу же поняла, что всё, это конец.
– А это кто тут у нас? – вцепившись в меня взглядом, каким мог бы в недосягаемое свежее мясо вцепиться прирождённый падальщик, пробасил ликтор. – Неужто падчерица Берда Катохириса? Ну-ну. Мы тебя ждали, – с этими словами ликтор резко, мертвенной хваткой вцепился в мою руку чуть ниже плеча и до боли сжал её.
– Вы не имеете права не допускать меня до Церемонии Отсеивания! – сразу же предприняла жалкую попытку сопротивления я, хотя уже и не надеялась на спасение.
– Дальше ты не пройдёшь.
Этот бульдог уже хотел куда-то утащить меня, предположительно вниз по лестнице, то есть прочь от входа в здание Администрации, когда сзади на моё плечо легла ещё одна, ещё более тяжёлая рука. Испуг накрыл меня с головой, я сразу же решила, что меня прямо здесь и сейчас, на многолюдной площади, казнят, обвинив в попытке сопротивления или побега, или в любом другом грехе, хоть как-то способном оправдать этот самопроизвол, но обернувшись, я сразу же окаменела, поняв, что на моём плече лежит рука вовсе не ликтора… Это был Металл. Я знала это, потому что… Потому что он хотя и был создан по человеческому подобию – резко отличался от привычного понимания человека. Он был неестественно благолепно сложен: высок и широкоплеч, черноволос, светлая кожа как будто сияет шелковистостью, очень необычный оттенок серо-голубых глаз, ровные ряды белых зубов, ярко выраженные скулы… От этой брутальной красоты, представляющей из себя гору мышц, было невозможно оторвать взгляда. Я никогда в своей жизни не видела более чарующей, более притягательной мужской красоты. Про гипнотическое очарование Металлов и их магнетическую притягательность ходили разные легенды, кто-то даже утверждал, будто Металлы не просто выглядят, но и пахнут не так, как люди – словно плотоядные цветы, источающие сладкий нектар, манящий к себе глупых и не подозревающих опасности насекомых, – но я не думала, что все эти легенды не просто правдивы, но ещё и преуменьшают реальность… Подумать не могла, что такие большие и красивые мужчины могут существовать в природе! Даже ухоженные и откормленные ликторы на фоне этого раскаченного амбала выглядят как самые настоящие бледные поганки…
– У вас какие-то проблемы? – не смотря на меня, подал голос Металл, и я едва не открыла рот оттого, как неестественно, почти волшебно прозвучал его тембр! Должно быть, это знаменитый Золото… Хотя нет, у Золота же будто бы золотистые волосы… Выходит, все байки про Металлов правдивы?!
– Платина! – мгновенно вытянулся в струнку схвативший меня ликтор, так что даже выпустил мою руку.
– В Церемонии Отсеивания должны участвовать все без исключения молодые люди от восемнадцати до двадцати двух лет во всех Кантонах, – продолжил говорить совершенно отстраненным голосом Металл. – Вы желаете нарушить правило, предписанное Кар-Харом?
– Никак нет!
– Пропустите девчонку на Церемонию, – уже заходя в здание, добросил Металл, так ни разу и не одарив меня своим величественным взглядом. – Если не увижу её среди участников – сегодня же будете болтаться в петле на площади.
Я глазам своим не могла поверить! Неужели это знаменитый Платина?! Самый первый Металл в Дилениуме, самый грозный, страшный и старший! Он ведь должен быть намного старше меня, ведь он появился в Дилениуме ещё до моего рождения! И он всё ещё так молод и красив?! Неужели, сказки не врут и Металлы действительно совсем не стареют?! И всё-таки, как прекрасна его наружность! Такая красота не может не считаться преступной! Ведь это существо, этот Металл, может гипнотизировать людей и использовать их в своих целях – по какой же причине ему разрешено вот так вот свободно ходить среди обыкновенных людей?!