Если честно, я очень люблю рассказывать про своего дедушку, да про всю свою семью, поэтому мне был приятен вопрос Картера. Было приятно, что ему интересно.

– Да, мамин папа – фотограф. Ты бы видел их с бабушкой дом, в нём всё пропитано фотографией как искусством, мне очень нравится у них бывать, но с тех пор как мы переехали сюда, я там не была. У дедушки большая коллекция фотоаппаратов и объективов, много своих фотографий и фотографий других авторов, которые разными путями попали к нему: какие-то подарили, какие-то дедуля купил, какие-то просто каким-то чудом оказались у него. Дедушка по образованию экономист, но, окончив университет, понял, что экономика точно не для него. С юношества он увлекался фотографией, за время учёбы ему удалось заработать себе на хороший фотоаппарат, и дедушка решил заниматься тем, что ему действительно нравится – фотографировать. Сначала это были какие-то небольшие заказы (свадьбы, дни рождения, просто фотосессии), потом его заметили, стали предлагать снимать рекламу и репортажи для журналов, дедушка стал неплохо зарабатывать, но большую часть своих доходов откладывал на главную на тот момент мечту – поехать в Африку, чтобы привезти оттуда снимки горя, свалившегося на беженцев, которые стали абсолютно никому не нужны, показать всему миру, что пока мы довольно беспечно живём, рядом с нами такие же люди, как и мы, каждый день борются за жизнь, а так не должно быть, нужно что-то менять, определённо нужно что-то менять. И он заработал достаточно денег на эту поездку, всё увиденное им там потрясло его до глубины души, ему хотелось кричать, что он и пытался делать посредством своих снимков. Его фотографии покупали самые популярные издания, по всему миру устраивались выставки с его работами, выпускались альбомы, но в Африке ничего не менялось, по большому счёту всем так и продолжало оставаться всё равно, да, может быть, сочувствие было, но действий никаких, это расстраивало деда, он устраивал аукционы, сборы средств в пользу беженцев, что-то собиралось, дедушка направлял купленные на них продукты и лекарства в Африку, но глобально всё равно всё оставалось по-прежнему, на других концах планеты появлялись другие беженцы, и история повторялась. Дедушка ездил в горячие точки, снимал войны, какие-то важные перевороты и события, пытался показать людям правду, но не всегда правда была нужна, а даже если и оказывалась нужной, редко побуждала к каким-то действиям. На время дедушка даже отложил фотоаппарат, но знакомство с бабушкой вернуло его к жизни фотографа. Бабушка была главным редактором самого популярного на тот момент издания про природу, про разные уголки Земли, про путешествия. И дедушка снова взялся за фотоаппарат, но теперь работа отнимала у него не так много душевных сил, как раньше. Он ездил по миру и фотографировал людей, животных, горы, леса, озёра, моря, вулканы… его работа стала спокойнее, не считая встречи лицом к лицу с самыми кровожадными хищниками, постоянных рисков куда-нибудь провалиться, где-нибудь застрять, увязнуть, погибнуть, одним словом, но это пустяки, главное, снимки получались потрясающие, дедушка стал штатным фотографом журнала, в котором работала бабушка. Через год после знакомства они поженились, а ещё через год родилась моя мама. Они очень переживали, когда мамы не стало. До сих пор не могут прийти в себя. Я так хочу, чтобы у дедушки с бабушкой появился пусть даже маленький музей, им есть что показать и о чём рассказать миру. Это бы их заняло. Но они молодцы, постоянно находят себе какие-то занятия, так легче переживать утрату.

Я поймала себя на мысли, что на протяжении всего своего длинного монолога мы не отрываясь смотрели с Картером друг другу в глаза. На самом деле смотреть кому-то так долго в глаза непросто, всё равно взгляд куда-то отлучается периодически, но сейчас мы просто застыли.

– О Боже, Картер, прости, пожалуйста, что замучила тебя своими разговорами. Просто, да, о своей семье я могу говорить бесконечно. Прости, – сказала я, задвигая все коробки, кроме коробки с необходимым для проявки, под кровать.

Картер ещё секунду был в зависшем состоянии, потом вскочил, помог мне с коробками и всё-таки ответил:

– Не за что просить прощения. Было очень интересно, у тебя удивительная семья. Пойдём гулять, и я расскажу тебе о своей, если ты не против.

– Конечно! С удовольствием послушаю.

– Ну, не знаю насчёт удовольствия, рассказываю я не так интересно, как ты, поэтому заранее прошу прощения, но надеюсь, истории моей семьи сами сделают своё дело и мой рассказ будет не так ужасен, – и Картер засмеялся. – Если петь я ещё как-то могу, то вот говорить точно не мой конёк.

– Ну, тогда спой. У тебя будет время подумать, проявка – очень спокойное занятие, можно много всего обдумать. Но в любом случае я буду просто рада узнать что-то про твою семью. И перестань превозносить меня, я не сказала ничего особенного. Меня это раздражает, прости.

Чтобы не завести любимую мною шарманку про своё «ангельство» я решила всё-таки перейти к делу, взяла коробку, повернулась к двери, но тут Картер молча перехватил коробку и сам понёс её в ванную комнату.

– Ну, я готов к волшебству. Оно, правда, началось сразу же, как только мы приехали сюда, но сейчас будет что-то необыкновенное, не так ли? – у Картера и правда горели глаза, я улыбнулась.

– Я помню, как ждала своего первого раза. Да, это волшебство. На самом деле просто химия и физика, но даже понимание всего процесса не делает его менее замечательным. Итак, начнём.

Мы делали всё по инструкции из моей головы.

Когда я сильно сосредотачиваюсь на чём-то, могу уйти в себя, даже если рядом кто-то есть, даже если этот кто-то мне небезразличен. Конечно, я всё слышу и на всё реагирую, просто могу разговаривать сама с собой, что-то бубнить себе под нос. Я очень переживала, что забуду какой-нибудь этап, забуду что-нибудь сделать или сделаю неправильно, поэтому несколько раз проговорила последовательность действий перед началом и потом иногда говорила что-то тихо, Картера это очень смешило, но я ничуть не обиделась, сама бы над собой смеялась, наверно, если бы увидела со стороны.