Мальчишескими кажутся и глаза старика, что лукаво и улыбчиво лучатся из-под низко надвинутой папахи.

Мы разговорились. Голос у старика рокочущий и сильный. Слова ложатся спокойно и прочно.

Зовут старика Иннокентием Гавриловичем. Он коренной сибиряк, до сей поры работает в лесничестве, страстный охотник, рыболов… Сюда приехал погостить к сыну.

— Не иначе — подарок сына? — спросила я, указывая на папаху.

Старик довольно улыбнулся.

— Балует меня сынок. То сапоги подарит, то рубашку. Такой папахи, как эта, мне и во сне не снилось. Генеральская, но дело, однако, не в этом. Старому человеку всегда отрадно сыновью одежду носить, вроде молодость свою вспоминаешь…

Иннокентий Гаврилович задумался. Глаза затуманились. Но вот они снова весело вспыхнули.

Старик снял папаху, погладил ее, словно ягненка, своей большой, еще сильной рукой и сказал задумчиво:

— Когда я вернулся с гражданской, моему старшенькому, у которого сейчас гощу, шел двенадцатый годок. Шибко ему приглянулась моя буденовка — суконный шлем с красной звездой. Бывало, вертится возле меня, ластится, просит:

— Дай надеть, папаня, ненадолго, ну хоть на минуту!

Так и перешла она к нему по наследству; в той буденовке он, можно сказать, и в жизнь шагнул. Одним из первых в нашем поселке в комсомол записался. С того биография его и началась…

Вот и выходит, что генеральская шапка от буденовского шлема род свой ведет! Мне она чуток великовата: кудри-то старость пообщипала. А у сына держатся, хотя тоже снежком густенько пересыпаны.

ПОЛЕННИЦА

Чернышевка — маленькая лесная деревенька. Десятка полтора крепких рубленых домов составляют единственную ее улицу.

— У кого можно остановиться? — спросила я сидящую на неярком осеннем пригреве пожилую женщину, закутанную в большой пуховой платок.

Женщина вскинула внимательные серые глаза.

— У нас народ приветливый. В любой дом зайдите, никто в ночлеге не откажет. Ежели пожелаете, то и у меня место найдется. Живу одна и хорошему человеку всегда рада. Зовут меня Антониной Николаевной.

Обставленная хорошей мебелью просторная горница сверкала чистотой. На самом видном месте красовался телевизор. На столе лежало вязанье. А за диваном, в углу, стояла большая настольная лампа, по-видимому не пользующаяся расположением хозяйки…

— Сынок подарил, — перехватив мой взгляд, пояснила Антонина Николаевна. — Старается, чтобы по-городскому жила, со всеми удобствами…

В голосе женщины теплилась добрая усмешка.