Она прыгнула на постель, оседлала Эдмунда, словно коня, так что ее юбки накрыли его до груди, схватила запястья несчастного доктора и прижала их к подушке.
— Не вырывайтесь же. Морфия Вам не дадут — сами знаете, у нас его попросту нет. Но я не позволю шуметь и волновать весь дом. В особенности — мистера Тауэра.
Эдмунд затих, будто бы вняв увещеваниям. Но только Вивиана замолчала, как он рванулся, силясь освободиться из ее рук — и одно запястье он выдрал из ее захвата, победно тряхнул им… Вивиана, не меняясь в лице, ударила Эдмунда по щеке, так что, казалось, звук отдался эхом в коридоре. Ретт замер, склоненный над чашечкой с компрессом, боясь разогнуться. Застыл и Эдмунд на постели: он все еще дрожал от озноба, но больше не вырывался.
— Хотите Вы того или нет, но Вы излечитесь — просто потому, что в город мы Вас не отпустим, а тут вредить себе нечем, — Вивиана соскользнула на пол. — разве что будете напиваться вместе с Уолтерсом.
Она обернулась у двери, и Эдмунд увидел в глубине ее зрачков все, что она не сказала: и то, что если он уподобится Уолтерсу, она его не простит, и что сейчас он ей, пожалуй, менее противен, чем Рэндалл — да, в силу незнания природы его зависимости, вероятно, в ее понимании смешивающейся с болезнью, — и что, несмотря ни на что, она верит, что вскоре он станет таким, как прежде.
Эдмунд знал — не станет. Но, потому, что они с Вивианой были все же знакомы не слишком тесно, он мог бы сделать вид, что она оказалась права в своих чаяниях.
***
Закинув руки за голову, Зоя лежала поверх одеяла рядом с Айкеном в кровати, одетая в халатик. Молодой человек только проснулся, и она несколько минут назад подошла к нему, чтобы спросить, не хочет ли он кофе. А вместо этого оказалась затянута на постель для поцелуев (раз уж имела неосторожность сболтнуть, что Хэвен и Симонетта отправились на прогулку). Но ласки не получили продолжения — Айкен неосторожно спросил, что снилось его возлюбленной в эту ночь. И она начала рассказывать. С самого начала. Проговорила почти час, так что чайник на кухне, должно быть, успел остыть. Но Зоя не могла остановиться, излагая свои сны молодому человеку. Как будто просто больше не могла выносить их в одиночку.
— Думаешь, я действительно был своим собственным прадедом? О, или как сказать… Двоюродным…
— Не важно, — Зоя убрала со лба Айкена вьющуюся прядь, слишком короткую, чтобы действительно мешать, да и для того, чтобы повиноваться и лежать иначе. — я вижу мужчину, который выглядит и ведет себя так, как хозяин Ламтон-холла. Если даже это не он, то для меня нет никакой разницы. Я не знаю, могу ли сказать, верю в переселение душ или нет, однако я чувствую, что твоя суть такая же, как у Эдмунда.
Айкену не понравились ее слова.
— А что, если ты ошибаешься? Я говорю сейчас не об общих ошибках, а о достоинствах.
Зоя пожала плечами.
— Ничего катастрофического. Разочарование — одна из наименее болезненных причин, по которой люди расстаются. Смерть гораздо страшнее.
Это была плохая тема, и Айкен, внутренне поморщившись, заговорил о более приятных вещах:
— Так значит, тебе всегда нужна была разлука, чтобы осознать свои чувства к кому-либо?
Зоя покачала головой.
— Дважды неправ. Не разлука, а время. И — не к кому-либо, а к тебе. Только к тебе. Я люблю твою душу, в каком бы веке это ни случалось, в чьей бы оболочке она ни оказывалась. Мне ли не знать, что дух — единственное, что важно!
— Вот как, — Айкен усмехнулся, принимая ее толкование событий прошлого. — раз так все и обстояло… а я-то думал, почему нас так тянет друг к другу…
Зоя пожала плечами.