11

Прохладная ночь задумчивым шагом пересекла долину, помедлила у горных хребтов и окончательно утвердилась на влажных темных лугах, забрызгав их первой росой. Ночь зажгла тусклые свечные огоньки в окнах аббатства, прикрыла глаза собакам в деревне, собрала крестьянские семьи у комелька и выгнала молодежь к реке; летняя ночь оставалась летней ночью, какие бы заботы ни тревожили людей.

Рой постучался у черного хода условленным стуком: три удара через длинные паузы, два через короткие, потом еще одна длинная пауза и пять быстрых ударов.

Тяжелая дверь приоткрылась почти сразу — Роя ждали, переданная днем через Хьюза весточка сработала. Щель оказалась ровно такой, чтобы мог пролезть человек, и Рой протиснулся, выдохнув и помянув почтенную матушку архитектора аббатства.

— Не тревожь всуе покой мертвых, — ответил ему мрачный голос. — И помни, что усмирение плоти не только очищает душу ради жизни вечной, но и помогает избежать многих неприятностей на этом свете.

— Премного благодарен, — процедил Рой сквозь зубы, уловив намек.

В потайном ходе было темно, хоть глаз коли. Но когда Рой закрыл за собой дверь, человек, отворившей ему, запалил свечу, стоявшую на приступочке в стене. Они оглядели друг друга.

— Ты почти не изменился, святой отец, — сказал Рой. — Нимб пока не прорезался.

— Могу сказать, что слухи, будто тебя подпалили, тоже оказались сильно преувеличенными, — кивнул отец-настоятель, прикрывая свечу экраном. — Однако знакомство со столичными палачами не пошло на пользу твоей внешности. Следуй за мной.

С человеком, ныне звавшимся отцом Филиппом, Рой Мустанг познакомился еще на Восточных полях. Тогда этот хмурый и молчаливый даже по меркам своего сдержанного народа воин командовал отрядом ишваритов, что в числе прочих своих вассалов привел герцог Лиорский. Они невзлюбили друг друга сразу, поссорившись сперва из-за пригожей маркитантки, а потом из-за общего несходства жизненных взглядов. До поединка дело, правда, так и не дошло: помешало внезапное нападение кавалерийского десанта, во время которого Рой Мустанг совершенно нечаянно спас будущему монаху-патернианцу жизнь. После всего этого враждовать было как-то глупо, тем более что ишварит почти тогда же принял обет послушания — сказал, что на него во время последовавшей за раной в голову лихорадки снизошло откровение о сути истинного бога. Кажется, он стал первым из ишваритов, кто принял церковные обеты — те, несмотря на кровавое посвящение века этак три назад, до сих втихомолку верили в собственных языческих богов.

Менее удивительным было то, что Рой за все время знакомства так и не узнал имени своего невольного должника: у южных варваров не принято раскрывать имя встречным-поперечным. Приняв же послушание, ишварит от имени отказался вовсе. Рой до сих пор звал его так, как прозвали в армейском лагере в последние недели боев: «Шрам».

— Вот что, — сказал рыцарь. — Я сегодня не один. Со мной… еще кое-кто.

— Этот твой жизнелюбивый друг? — приподнял брови Шрам. — Хьюз, кажется? Или миледи Хоукай?

— Нет. То есть они тоже со мной, но сюда я их не привел. Послушай… помнишь наш последний разговор?.. Когда ты спросил меня, правильно ли понял намек.

— Да. Ты мне ничего не ответил.

— Вот теперь отвечаю. Да, ты понял его правильно. И со мной тот человек. Тот самый человек.

Смуглое лицо Шрама побледнело — это было заметно даже в скудном освещении.

— И где же он?