– Нет, ты вела себя так задолго до того, как с Миён что-либо случилось. Ты ненавидела меня с самой нашей первой встречи. – Чуну приблизился, внимательно рассматривая Сомин, как будто собирал ее по кусочкам.

– Мне просто не нравятся такие люди, как ты.

– Такие люди, как я? – Губы Чуну изогнулись в изумленной улыбке, и Сомин яростно захотелось стереть ее с его лица. – Ты имеешь в виду дьявольски привлекательных людей?

– Ну, слово «дьявольский» ты точно подобрал, – съязвила Сомин.

– Ты же знаешь, мы бы отлично провели время. – Чуну заискивающе улыбнулся.

Сомин издала звук рвотного позыва.

– Поверь мне. Мне противен твой типаж.

– И какой же у меня типаж?

– Ты из тех, у кого за внешней дымкой таится пустота. Ты хочешь, чтобы люди думали, что ты такой весь горячий и загадочный, но держу пари, что за всем твоим блеском и улыбками нет ничего, что могло бы подкрепить твои громкие слова.

Сомин привыкла к тому, что ее слова попадают в цель. Именно так она держала в узде школьных хулиганов. В конце концов, Чуну похож на них – на ребят, крадущих у первоклассников [21] деньги на обед, настолько неуверенных в себе, что приходится прятаться за бравадой. Но ткни их пальцем – и они сдуются, как старый воздушный шарик.

Но вопреки ее надеждам улыбка Чуну стала шире. Он наклонился немного ближе.

– Просто признай: ты заинтригована, что может таиться за этой дымкой. Или ты боишься обжечься?

– Я боюсь заболеть эмфиземой, – ответила Сомин, скрестив руки на груди. Не позволяя ему увидеть ее истинные чувства, хотя пульс у нее участился.

Из-за угла показался Чханван, осторожно несущий три переполненных стакана с кофе, и Сомин использовала эту возможность, чтобы повернуться спиной к непоколебимой ухмылке Чуну. Чханван, должно быть, купил кофе в одном из автоматов, потому что крышек у стаканов не было, а зря – часть кофе уже расплескалась и испачкала ему рубашку.

– Чханван-а, – укорила его Сомин, – вот зачем ты так быстро идешь с кофе в руках?

– Я не хотел, чтобы он остыл. – Чханван поморщился: кофе ошпарил ему голую руку, уже розовую от пролитых ранее капель.

Прежде чем Сомин смогла протянуть руку, Чуну ловко выхватил у Чханвана два стакана и подал один ей. Она засомневалась, стоит ли ей брать его. Или лучше опрокинуть стакан на него? Но она знала, что это ребячество, поэтому приняла стакан, стараясь ни в коем случае не прикоснуться к руке Чуну.

Она подула на свой напиток, но, сделав глоток, буквально зашипела от боли – такой горячий был кофе.

– Осторожнее, неужто ты обжечься решила? – сказал Чуну, наблюдая за ней поверх края своего стакана. Судя по его самодовольному и многозначительному тону, он имел в виду нечто большее, чем кофе.

Громкий голос эхом разнесся по больничной приемной.