На том конце рации раздались смешки, было слышно, что хихикал весь экипаж УРАЛа, потом я опять услышал срывающийся голос Флюра:

— Батя, да я, как только не стараюсь получить прощения. Даже попытался, униженно подползти по полу кабины, облобызать её ножки, но этот ревнивый котяра никак не хочет меня к ней подпускать. Говорит, что когда встанем на стоянку, сам займётся этим и не отпустит её, пока не заслужит прощения.

Из динамика рации опять донёсся дружный смех всего экипажа. Неожиданное веселье прервал Игорь, он заявил:

— Вы что, лишенцы, опять там развеселились? Кот, командовать надо, как нам подъезжать к этой посудине, а у вас там — всё смешки. Вставать уже пора, а то сейчас мочевой пузырь лопнет. Нет, всё-таки придётся кому-нибудь из вас, клизму для прочистки мозгов прописать. Я думаю, Флюру — ведра на два, будет в самый раз.

Теперь уже в динамике раздавался смех Игоря. В этой перепалке решил поучаствовать и я:

— Дохтур, ты, что нарушаешь нашу договорённость? Рацию занимают только первый и замыкающий экипаж. Остальные могут залезать в эфир только при возникновении чрезвычайных ситуаций.

Ответ Игоря не заставил себя ждать:

— Батя, а тут и наступает чрезвычайная ситуация, мой пузырь выдержит ещё не более пяти минут. Так что надо быстрее определяться со стоянкой, а не заниматься словоблудием. Я думаю, что такая ситуация сложилась не только у меня.

Я подумал, что Игорь, конечно же, прав. Мы все уже приноровились к четырёхчасовому ритму движения, а сейчас мы его превысили на десять минут и наши организмы требовали своё. Поэтому я вызвал по рации первый вездеход:

— Санёк, а Дохтур — то, прав! Давай, сейчас останавливайся, как раз оправимся, а потом изучим внимательно это судно. Посоветуемся, объедем его по кругу на маленьком вездеходе и только потом уже подъедем ближе и встанем лагерем. Как говорится — не зная брода, не суйся в воду. С налёту лезть туда не надо, мало- ли, какие там могут быть сюрпризы.

Сквозь начавшиеся помехи и треск в эфире донёсся голос Саши, он коротко ответил:

— Батя, тебя понял! Сейчас останавливаюсь!

Даже после полной остановки, мой напарник Сергей продолжал безмятежно посапывать. Я искренне развеселился, когда, растолкав его, проследил за выражением лица и округлившимися глазами малого, увидавшего стоящий напротив нас корабль. Он, заикаясь и смог только промолвить:

— А, а г-где э-э-это мы?

Потом повернулся ко мне и спросил:

— Б-б-атя, а ты р-р-реален?

И ткнул меня пальцем. От неожиданности я даже выматерился, это Сергея немного успокоило и он, повернувшись, опять уставился на корабль. А на меня напал истерический смех, который только усилился, когда к нам, открыв дверь, заглянул Коля. Он немного опешил, увидав у нас в кабине такую картину, глаза у него тоже округлились, но уже глядя на меня. Я не мог произнести ни слова, только пальцем показывал на Сергея и тут же на стоявший издали корабль.

Всё это сумасшествие остановил Игорь. Подойдя к нам, он жестом фокусника извлёк из внутреннего кармана тулупа маленькую серебреную фляжку и, по очереди, дал каждому из неё глотнуть. Обжигающий напиток (там был настоянный на перце, слегка разбавленный спирт) сразу привёл меня в чувство. В горле начало ужасно жечь, и я сразу же схватил из бокового кармана дверей полуторалитровую бутылку с питьевой водой и начал заливать этот пожар. Через несколько глотков у меня эту бутылку выхватил Коля, хлебнув, он передал её Сергею. После этого он, периодически открывая широко рот, чтобы охладить гортань, спросил у Игоря:

— Дохтур, ты чем это нас траванул? Мы как доверчивые дети, взяли из твоих рук — это! Думали, будет вкусный, полезный для наших подорванных нервов напиток — коньячок например, а оказалось — ядерная бомба какая-то.

Он смачно сплюнул на снег. Игорь же, широко улыбаясь, ответил: