– Что случилось, Мария Владиславовна? Что-то с Костей?
– Да, да! Его отключают от аппаратов и нужно твое присутствие, чтобы они этого не сделали! А ты где-то шляешься! В такой момент!
Я вскочила с кресла.
– Мне нужно в больницу! Сейчас!
Мужчина (блин, до сих пор не знаю как его вообще зовут) кивнул головой.
– Я могу вас доставить туда. Но помните, мы можем его спасти.
Я замерла. Да! С этого же все и началось! Я за этим сюда и пришла.
– Что нужно? – дальше я не могла уже говорить, надо было быстрее.
– Согласие, – так же коротко ответил он.
А, к черту! Будь что будет. Разбираться буду потом.
– Да, я согласна на ваше предложение. Только спасите его. – сказала я.
Я стояла у дверей реанимации через 15 минут. Как и на чем доехала, не помню. Какой-то черный автомобиль, ничего особенного. Выскочила медсестра, нарядила меня в одноразовый халат и я пошла за ней. Там в светлой и даже какой-то радостной палате, на больничной кровати, лежал мой Костя. Я даже не разглядела всех трубок и всех повязок, я видела только закрытые глаза.
У кровати стояла свекровь, красная и зареванная. Она бросилась ко мне, уцепилась за халат:
– Не позволяй им отключать оборудование! Еще слишком мало времени прошло! Он придет в себя! Не позволяй!
Я убрала ее руки от себя, подошла к Косте, взяла его за руку и незаметно прижала к его ладони маленький полупрозрачный диск. Засекла время, отпускать было нельзя полчаса. Никакие силы мира не оторвали бы меня от его руки сейчас. Я молчала и смотрела на мужа.
Рядом рыдала и ругала меня свекровь, даже била по спине, я ее почти не слышала. Я прощалась с мужем и мне было невыносимо больно. Он выздоровеет, да, но он же тоже будет страдать от нашей разлуки. Жаль, что я не могу облегчить и это его горе. Как несправедливо все… Теперь я понимаю своих родителей, когда они наплевали на все правила и устои, лишь бы не расставаться друг с другом. Интересно, какой у них процент совместимости? Почему их родители были настолько против брака, что им даже пришлось уйти в другой мир? Столько вопросов и стоит ли их задавать?
Вдруг Костя закашлялся. Тут же подскочил врач, до этого наблюдавший за церемонией, как он думал, прощания.
– Блин, он дышит сам! Отойдите! – закричал он мне, но я помотала головой и крепче вцепилась в Костину руку одной рукой и в бортик кровати другой. Меня попытались отпихнуть, но не вышло, я держалась крепко. Надо было продержаться еще 20 минут. И я держалась. Вокруг бегали люди, пищали какие-то аппараты, меня пытались оттереть от кровати, уговаривали, ругали, даже пытались отогнуть мои пальцы, вцепившиеся в бортик кровати, но я держалась. На 29 минуте моей борьбы с окружающими Костя открыл глаза. Все замерли.
Я дождалась истечения ровно 30 минут и осторожно, с большим трудом, по одному, разогнула пальцы. Сначала отпустила бортик, а потом и Костину руку. Костя смотрел на меня. Живой.
Меня таки отшвырнули от кровати. Что там делали медики, я не видела, у меня не стало никаких сил и я тихонько присела на стульчик у двери. Приборчик, выданный мне помощником Горгия, я сжимала в кулаке, его надо было вернуть.