Все — невесомость! Теперь — вверх! Мимо тех же окон Рокфеллеровского центра.

Восьмой этаж с черной уборщицей Калдерией…

Двенадцатый — с филиппинкой Мартой…

Пятнадцатый — со стариком кубинцем Раймоном…

Двадцать третий — с татаркой Зарой Бешметовой, сидящей на подоконнике в позе лотоса и с глазами, застывшими, как у целлулоидной куклы.

Еще выше! Только не так быстро! Хотя почему же не быстро? Нет, быстрее! Быстрее и выше! Над мириадами огней ночного Манхэттена! Над всем иллюминированным ковром Нью-Йорка с его утонувшими в темноте пригородами! Над Гудзоном, Нью-Джерси, Атлантическим океаном и — еще выше! Над всей планетой! Да, вот и солнце — там, за Атлантикой, в Европе.

А где же «Кедр»?

Что?

Вот этот сияющий, как плазменный, шар — «Кедр»???

Да, она узнает его, даже сквозь его пылающую ауру она видит гордые русские буквы, которые нельзя забыть или спутать с чем бы то ни было — «ХУ». Краска, которой они когда-то наспех замазали это великое слово, облупилась от солнца и времени, и «Кедр» получил свой опознавательный космический шифр.

Конечно, задумав эту экспедицию, Зара многократно проверяла свою способность посылать через тавро амазонок ожоговый луч в мысленно избранную ею точку. Сначала это были опыты на выдрах и енотах, роющихся в мусорных свалках на пустынном берегу Гудзона. Потом — на воробьях и голубях в Центральном парке. Еще позже — на крысах в туннелях сабвея. Зара мысленно посылала им через тавро небольшой аннигилирующий заряд энергии, и эти мелкие животные исчезали без следа, только некоторое время пахло паленой шерстью и перьями.

Но тавро «доставало» их лишь с расстояния полумили, не больше, а затем даже объединенные силы Зары и тавра иссякали и не работали. Только такой энергетический гигант, как «Кедр», мог дать тавру амазонок ту энергию, которая нужна была Заре для задуманного.

Однако теперь, приближаясь к «Кедру», Зара не понимала случившейся с ним метаморфозы. Откуда это золотистое сияние, этот нимб и ореол? Ведь золотистый цвет ауры — это признак любви, как же эта аура может окружать мусорный ящик с 46 мегатоннами ферментов ненависти?

Но есть, есть эта золотистая аура! Зара чувствует ее почти физически, всей своей праной!

Господи, так вот в чем разгадка проблемы, над которой безрезультатно бились Шварц и вся ЛАЭКБИ! От ненависти до любви один шаг, но только в космосе Он обращает биоэнергетические ферменты ненависти в ферменты любви! А без этого превращения мир давно утонул бы в гное собственной злобы, раздражения, страхов и отчаяния!

Зара протянула руки своей ауры к «Кедру» и мысленно послала к нему бабушкину брошь — тавро амазонок.

Словно притянутое магнитом, это тавро в последний раз оторвалось от ее ладоней и поплыло к сияющему золотому шару.

«…И всю ночь девушка и мальчик маленькими бурдюками таскали воду из грота в городской водоем и заполнили его до краев, а потом, когда уже солнце встало и сделалось хорошо на небе, вдруг из груди Джаныке улетела птица, даже видела Джаныке, как она высоко-высоко в небе понеслась. И стало ей очень больно, и она упала. Лицом вниз упала Джаныке, она матери всех матерей стала жаловаться — земле… — Бабушка, не надо такой конец! Пусть Али принесет „живую воду“, пусть побрызгает этой водой нашу Джаныке! Бабушка!..»

Маленькая птица, крохотная, как колибри, слетела с обросшей мхом стены крепости Тохтамыша, села на какой-то камень и, наклонив голову, глянула на Зару. Затем, перескакивая с камня на камень, стала подлетать все ближе и ближе…

Зара пошарила в кармане юбки, извлекла какие-то крошки и на открытой ладони протянула птице.