— Покажи.

— Я не умею…

— Ничего. Ты вспомни, а я увижу все, что ты увидишь.

Она вспомнила. Она вспомнила сразу все: сиреневый туман, который стелился с моря через Конское ущелье в то утро, когда их выселяли из Крыма. Последние дымы затухающих очагов над трубами их опустевших домишек. Запахи цветущего миндаля, кипарисов, лаванды и горных трав — их пьянящий и волшебный настой, от которого татарские мальчики и девочки взрослеют не в 14–16 лет, как русские на севере, а в девять и даже в восемь лет! И — поля алого мака на крутых боках Шай-Дага… И теплые ласковые волны на пляжах Алушты… И грунтовую дорогу, которая петлями взбирается ввысь под кронами горных сосен… И открывающуюся с гор панораму синих холмов и зеленого моря на горизонте…

— Ну как? — спросила она.

Цой не ответил.

Она удивленно повернулась к нему. Но он сидел отвернувшись.

— В чем дело? Почему вы отвернулись?

— Не мешай, я занят.

— Занят? Чем?

— Помолчи. Отключись!

Она обиженно отвернулась. И лежала так, наверно, с минуту, когда он взял ее за руку.

— Извини, — сказал его голос. — Я путешествовал по твоему Крыму. Это очень серьезно.

В его интонации было столько пугающей глубины, что она невольно перешла на ты:

— Серьезно? Что ты имеешь в виду?

— Я был в его прошлом и будущем.

— И?

Цой смотрел на нее в упор, но глаза его были уже непроницаемы, как два черных щита. Он не пускал ее в свои мысли.

— Почему вы молчите? — сказала она снова на вы. — Что вы увидели?

Он молчал. Ей показалось, что она догадалась.