— С новенькой причитается, — произнес он, не поворачивая головы.

— Само собой, — сказала наиболее разговорчивая из подружек. — Упакована так, что зависть берет!

— Давай обменяемся, — вдруг предложила Натали.

На девушке была шубка из колонка и такая же шапка.

— Ты что, спятила? Или толкаешь «засвеченное»? Ты вроде не наша. Из прибалтов, что ли?

— Много треплешься! — вмешался в разговор юнец за рулем. — Бери, пока дают!

Натали выскользнула из своего жакета. В тесноте машины произошел обмен. Чужая одежда пахла знакомыми французскими духами, но все равно это был непривычный, отталкивающий запах. Натали с трудом подавила подступающую к горлу тошноту.

— Отдай мне и шапку в придачу! — потребовала она, чтобы сделка не выглядела такой уж нелепой.

И подружка, и юнец уже подсчитывали в уме выгоду от подобной операции, но для приличия продолжили торг. Наконец шапка оказалась на голове Натали. Снова ей пришлось преодолеть брезгливость.

— Тебе идет! — подбодрила ее девица.

Роскошный мех, который она только что обрела, улучшил ее настроение. Машина крутилась по каким-то заснеженным улицам, взлетала на горбатые мосты через замерзшие каналы. Жаркое нутро «жигуленка» пропахло парфюмерией и женским потом. Запорошенное снегом заднее стекло после каждого поворота упорно освещалось фарами машины, следовавшей по тому же маршруту, но бесшабашный водитель не обращал на это внимания. Впереди замерцала неоновая вывеска бара-поплавка «Фрегат».

— Стоп машина! — сказал юнец. — Выметайтесь!

Натали нажала на ручку дверцы, и ее буквально вытолкнуло на мороз. За ней вылезла девица. Раздался чуть слышный хлопок, и преследующая их машина промчалась мимо. Девушка, одетая в шубку Натали, вроде бы споткнулась и осталась лежать на снегу. Меняющиеся на световом табло огни окрашивали закутывающий ее мех то кроваво-красным, то желтым, то зеленым цветом. Натали была благодарна судьбе, что она сейчас выглядит серой неприметной мышкой, способной укрыться в любой тени. Она обратилась в бегство. Может быть, кто-то кричал ей вслед или пытался поймать — она ничего не слышала и не видела. Ею владело одно желание — забиться в какую-нибудь щель.

Она миновала множество продуваемых вьюгой подворотен, дворов, переулков, пока позволила себе остановиться и перевести дух. Никогда раньше она не могла представить себе, как может колотиться сердце, буквально разрывая грудь. Ей показалось, что она слышит голос Уоллеса, спокойный и ровный. Таким, каким он бывал иногда в редкие минуты счастья и умиротворения.

«Ты не виновата, Натали!»

— Я убила ее. Она была непричастна…

«Она лишь одна и трехсот миллионов, живущих в этой стране. И все они непричастны… Но беда грозит им всем».