Убью с особой жестокостью – так что все эти белые простыни пропитаются кровью. Кровь будет везде – на стенах. На изголовье кровати. На стеклах.

Везде. Будет. Кровь.

Вот что она когда-то говорила про бумеранг.

Бумеранг вернулся ко мне и ударил с такой силой, что впервые в жизни я подумал – не смогу выдержать этот удар.

И уже даже неважно – специально ли она хотела, чтобы я увидел ее с другим мужчиной, или Денвер послал мне приглашение втайне от нее.

От этой всепоглощающей, дикой ревности невозможно было уйти. Эта боль терзала меня, впиваясь снова и снова.

Перед глазами стояла эта отвратительная, похотливая картина.

Моя Манон…

Как ты могла?

Точно так же, как ты мог, прошептал внутренний голос.

Точно так же, как я сам изменял ей с Сериллой, совсем не заботясь о ее чувствах. Как издевался и унижал Манон на глазах любовницы и всего высшего света.

Я заслужил то, что получил.

Но уж лучше бы с меня живьем содрали кожу, чем терпеть такую душевную боль.

На улице шел снег и задувал сильный северный ветер. Но даже он не помог, не охладил.

Я шел, покачиваясь, как мертвецки пьяный. Куда – не знаю. Люди шарахались от меня, как от прокаженного. Краем сознания я даже их понимал. Понимал, что сейчас выгляжу не то, чтобы нормальным – опасным.

Ноги сами несли к ее пиццерии. Казалось, если я сейчас приду, то Манон как всегда встретит меня с мягкой улыбкой и скормит эту свою дурацкую пиццу с ананасами. А потом я останусь у нее на ночь.

И скоро будет Новый Год, который мы всей семьей встретим в нашем новом большом светлом доме, который уже почти достроен. Пригласим всех друзей, устроим праздник.

Но я понимал, что сейчас она меня не встретит. Она с лордом Денвером. Никакого праздника не будет.

Все кончено. Недостроенный дом сгорит в огне.

Всетемный побери, как же я ее люблю! Всю жизнь буду любить…