Книги

Жена неверного маршала, или Пиццерия попаданки

22
18
20
22
24
26
28
30

Неуклюже вскидывая ноги в своих смешных ботах, девушка пробежала мимо нее наверх.

Сколько этажей она преодолела, я не считала.

Но вскоре Манон оказалась на чердаке, от которого у нее, оказывается, был ключ.

Под треугольной крышей со скатами было много всякой всячины – мебель, книги, картины, шкафы с какими-то бутылями. Из маленького окна вдалеке пробивался серебристый лунный свет.

Небольшое местечко в уголке оказалось расчищено. Тут стоял абажур, софа и тумбочка.

Это было маленькое убежище Манон, где она пряталась от мира, который был к ней так жесток.

Вдруг я заметила на тумбочке статуэтку, которая показалась хорошо знакомой.

Богиня Астрея! Точнее, ее небольшая золотая копия. Богиня справедливости была отлита в своем реальном облике – шлеме, развевающейся тоге, с щитом и копьем.

И лицо у Астреи тут было такое суровое. Попробуй такую разгневать – вмиг окажешься на щите.

Но самое главное – показалось, что при появлении Манон статуэтку окутало слабое золотистое сияние.

Или не показалось…

А еще на столике стояла чашка. Красивая чашка с расписными красными узорами, полная прозрачной, кристально-чистой воды.

Девушка с размаху бросилась на софу и зашлась горькими рыданиями.

Ее мысли были горестны и мрачны.

Мне очень хотелось утешить несчастную, но я не знала, как.

Прорыдавшись и чуть успокоившись, Манон схватила статуэтку Астреи и принялась молиться.

Она не призывала кары на головы своих гонителей, а только просила о том, чтобы они перестали ее обижать. Но главное, чтобы в ней проснулся дар лаури, и Кайран полюбил ее.

Чтобы они стали крепкой счастливой семьей и у них родились ребятишки… Не знаю почему, но Манон свято верила, что этот мужчина способен на любовь, самоотверженность, понимание, сочувствие. Наивнные мечты глупой наивняшки...

Эта бедная девушка, которая в ту минуту почему-то напомнила мне Сонечку Мармеладову, так горячо и истово молилась о спасении души Кайрана и о смягчении его жестокого сердца, вызвала странное чувство.

Я не могла понять ее жертвенности – я была человеком другого времени, другой эпохи, совершенно другого мира, в конце концов.