Пролог

Крошка брауни – хранитель моего немудрящего институтского жилища – с укоризной взглянул на воткнувшийся в дверь толедский кинжал и со вздохом поднял маленькие ручки, принимаясь колдовать. Понятное дело, хладное железо его чарам поддавалось довольно слабо – то ли дело древесина, в которой недвусмысленным вызовом общественному вкусу торчал отточенный клинок.

Зная скверную манеру хозяина по возвращении в родные стены срывать зло на ни в чем не повинных предметах интерьера, брауни всякий раз встречал меня, обуреваемый противоречивыми чувствами: с одной стороны, он радовался, что милорду удалось покрыть себя очередным слоем неувядающей славы, с другой – вздыхал, предчувствуя многочисленные хлопоты. И предчувствие это никогда его не обманывало.

Глубокая рана на двери медленно затягивалась, постепенно выталкивая вредоносный металл. На маленьком личике брауни появились крошечные бисеринки пота. Он стоял, сосредоточенно глядя на медленно колеблющееся оружие, и, казалось, не дышал.

– Ладно, – сказал я, внезапно чувствуя запоздалый укус проснувшейся совести. – Погоди, сейчас вытащу.

Произнеся эту великодушную тираду, я уж было начал подниматься с кресла, но тут судьба, караулившая удобный случай в недрах телефонной сети, решила сказать свое веское слово. Бравурная мелодия телефонного звонка взорвала тоскливую атмосферу моего обиталища, как взрывает кавалерийский горн предрассветную тишину, давая сигнал к безудержной сабельной атаке. Брауни вздрогнул, забывая о кинжале, все еще торчащем в двери, и покосился на меня.

– Меня нет, – четко скомандовал я, вновь опускаясь в чипэндейловское кресло. – Я еще не вернулся, уехал на воды в Бат, ушел в монастырь, возможно, даже в буддийский.