Я основательно струхнула и поступила не как разумная особь, с развитым чувством самосохранения, а как все те придурки из фильмов ужасов: «Там так темно и страшно! Давайте пойдём туда и посмотрим, что это там скребется/воет/чавкает/стучит!» А если конкретно — подкралась к нише на цыпочках, почти бесшумно, только замерзший ковер похрустывал, и заглянула.

Эркер обставлял фанат Ланселотов, Артуров и прочих железнолобых печального образа. Образов имелось несколько, и один из них шевелился, поскрипывал застоявшимися шарнирами, поводил плечами и разглядывал щелястым шлемом латные руковицы. У меня зашевелилось тоже. Волосы от ужаса и замороженный ковёр под ногами. Причём последний, кажется, пытался свернуться и отползти, и мешала ему только я. Мы с ковром переглянулись и дружно дали деру. Я по ковру, ковёр за мной. Самым надежным местом нам показалась библиотека. Двери в нее были массивные, открывались внутрь и великолепно подпирались изнутри тяжелым стулом с высокой спинкой. Съежившийся от страха, не иначе, ковер шустро поджал бахрому, дверь захлопнулась, стул уперся спинкой в ручки. А я на стул еще и уселась. Для надежности! Ковер пошебуршился у меня в ногах и порыве благодарности ткнулся кисточкой в щиколотку.

Я взвизгнула и дернулась. Господи, наплодила чудес! Куда теперь девать? Или само развеется?

За дверью послышались шаркающие шаги, сопровождающиеся мерзким скрипом ржавого железа и позвякиванием. Интересно, а это тоже мое нечаянное творение? Может, ну ее, эту магию… Я даже уже почти раскаялась, согласилась отречься от суперсилы и почти приняла постриг, как жутенькие металлические звуки в коридоре разбавились руганью, дребезжанием, грохотом падений, глухим и звонким, и руганью со знакомыми вибрирующими обертонами. В груди стало щекотно и чуточку страшно. Я притихла и даже дышать перестала. Ковер тоже не дышал. Он же ковер.

В ушах тоненько зазвенело, из-под двери дохнуло теплом, а потом фигурная ручка повернулась. Дверь толкнули. Стул поехал вместе со мной. Ковер мужественно попытался упереться, но понял, что силы неравные и прикинулся тряпкой. Мне ничего не оставалось, как покинуть самодвижущуюся мебель и юркнуть за ближайший стеллаж.

С некоторых пор, вы даже наверняка догадываетесь с каких, тесно стоящие стеллажи в полутемных, пахнущих бумажной пылью помещениях, вызывают у меня ненужные воспоминания и неприличные ассоциации. То, что обнаруживший в коридоре мой магический беспредел владелец бархатистых обертонов меня не найдет, шансов было мало, но усиленная алкоголем дурь продолжала прятать мое тело в густой тени. Тело зажимало ладошками рот. Телу было смешно. Мы с ним (дурь отдельно, тело отдельно) еще ни разу не играли в прятки с бесями, или кем там оборачивался коварный похититель дев из других реальностей.

Анатоль вошел, запнулся о завернувшийся край ковра (спасибо, ты настоящий джентльмен!), прогрохотал опрокинувшимся стулом. Я захихикала в ладошки. И отползла подальше в тень. Разом вспыхнули все свечи, но я на удивление удачно выбрала дислокацию: мне прекрасно было видно герцога дор Лий, а вот ему меня нет.

— Прекрати это ребячество, выходи и поговорим, как взрослые люди.

Вот как он это делает!? Вот ничего же такого не сказал, а нагнал такой сладостной жути, что внутри все свернулось комком. По крови бродил жар от огненной воды, он толкал на безумства и подергать тигра за усы. Я продолжала следить за мужчиной сквозь щелку между корешками книг и полкой. На канцлере были темные узкие заправленные в сапоги брюки, рубашка с широкими рукавами и отделанными кружевом манжетами и небрежно расстегнутый зеленый с золотым камзол до середины бедра. Черные волосы живописно растрепались. Тонкие крылья носа едва заметно вздымались в такт дыханию, словно он пытался найти меня по запаху. Правая рука была чуть приподнята, пальцы собраны щепотью… Сейчас как колданет!

Мы с телом откровенно пускали восторженные слюни. Даже мерзкий характер и стремление выставить меня виноватой во всех казскийских бедах не мешали любованию. Скорее помогали, дополняя образ притягательного киношного злодея-обаяшки. Сильно подозреваю, что градусы сыграли не малую роль, но я люблю красивое! Не важно, что.

— Мари-Энн? — вкрадчиво произнес Анатоль, я почувствовала, что растекаюсь лужицей, сердце трепыхнулось.

— Ну, как знаешь, — холодно продолжил он, и свет пропал.

Тьма обняла за плечи и расцветилась миллионом шепотков и шорохов, в которых прятались крадущиеся шаги, пульс грохотал в ушах. Найдетнайдетнайдетнайди… щеки горели, пальцы, наоборот, сделались ледяными. Воздух впереди шевельнулся, и в темноте вспыхнули два зеленых огня, разрезанные вертикальными черточками зрачков.

— А-а-а! — заорала я и от неожиданности швырнула в страшное первым, что попалось под руку — выдернутой с полки книгой.

Грохнуло, шмякнулось, темнота сдавленно ругнулась.

— Хватит, — сказал Анатоль и затеплил в пальцах огонек.

Его лицо, окрашенное желтоватым светом, проступило сквозь мрак, обозначились плечи и руки. Глаза были нормальные. Показалось… Чуть прищурившись, глаза смотрели прямо на меня.

— Может тебя запереть? На неделю. До свадьбы, — задумчиво проговорил мужчина с огоньком. Его нос вздрогнул, принюхиваясь. Затем Анатоль чему-то кивнул, стряхнул с пальцев свет и зажег свечи в библиотеке.

— Нее наадо меня заапирать, — отозвалась я, слегка растягивая слова и предусмотрительно пятясь подальше.

Канцлер пошел на сближение.