Не очень соображая, Филипп подошел к Лилиан и представился.
Мисс Хэдли смеялась его шуткам, улыбалась неуклюжим комплиментам. Потом и сама разговорилась — поначалу неуверенно, затем все более откровенно. Оказалось, она чувствовала себя в Японии страшно одинокой, отрезанной от друзей, от всего родного и близкого.
Ее красота ошеломляла. Такую девушку хочется во что бы то ни стало пригласить куда-нибудь на вечеринку после субботнего киносеанса — уже хотя бы для того, чтобы приятели завидовали такому сказочному везению. Время и потом щадило Лилиан, но в те дни она была невообразимо хороша.
Ее отец, тот самый генерал Хэдли, приложивший руку к созданию ЦРГ, служил в штабе Мак-Артура. Он прошел старую школу Джорджа Паттона, и за ним закрепилась репутация известного сторонника жесткой дисциплины. Блистательный офицер, способный принимать мгновенные решения в самой неблагоприятной обстановке, Хэдли непосредственно участвовал в разработке американских стратегических планов в отношении послевоенной Японии. Поговаривали даже, будто президент почти целиком полагается на него одного в формировании всей долговременной политики на Дальнем Востоке.
Вечер пролетел незаметно. Они болтали и смотрели друг другу в глаза. Филиппу чудилось в глазах Лилиан отражение всего, что он любил, когда жил среди каменистых холмов западной Пенсильвании, хотя он от них и бежал. В мыслях вдруг мелькал то образ лавки, где торговали содовой водой, которая так хорошо утоляла жажду в пыльный летний полдень, то красное деревянное здание школы, где он учился читать и писать, или слышался мелодичный перезвон колоколов, когда они с отцом ходили по воскресеньям в церковь. Эта девушка, плоть от плоти Америки, чудесным образом вызвала к жизни все светлое, что было в детстве Филиппа, безо всякой примеси мрачных воспоминаний о том, что принудило его к бегству. В общем, неудивительно, что Досс перепутал всплеск ностальгии со вспышкой любви.
— Господи, как мне не хватает моих братьев, — сказала Лилиан в тот вечер.
— Они очень далеко? — спросил Филипп. Она смотрела на звезды и беззвучно плакала.
— Что случилось? — мягко спросил Филипп. Сначала он думал, что Лилиан не слышит, но она ответила — так тихо, что ветер едва не унес ее слова:
— Обоих моих братьев убили на войне. Джейсона — в Анцио, на самом берегу. Он, наверное, даже и не успел ощутить под ногами европейскую твердь. А Билли командовал танком. Не где-нибудь, а в дивизии Паттона. Отец гордился им, мог говорить о нем непрерывно. Как же, сын воюет под командой самого Паттона, триумфами которого полны все фронтовые сводки. Куда Паттон, туда и Билли.
Так они и прошли вместе весь путь до Пльзеня. А там его танк наскочил на немецкую мину, и Билли распороло живот.
Лилиан задрожала. Филипп обнял ее.
— Война кончилась, но я все равно ненавижу ее! Бесчеловечная, жестокая. Скольким людям принесла смерть и страдания. Человеческие существа не созданы для войн.
Нет, печально думал Филипп. Люди снова и снова развязывают войны. История ничему не учит. Они жаждут власти. А власть, по определению, это порабощение других существ.
— Билли и Джейсон были такие чистые и смелые, — Лилиан всхлипнула, — Они умерли совсем молодыми.
Ни разу, глядя на женщину, Филипп не испытывал такого чистого восторга, проясняющего душу. Он не мог думать о Лилиан. И не желал думать. Он хотел касаться ее, держать в объятиях и целовать. Он тонул в ее очаровании и красоте.
Гораздо позже, когда ничего уже нельзя было изменить, он внезапно открыл для себя, что Лилиан всеми фибрами души ненавидит Японию и японцев.
Осенью 1946 года окончательно прекратились американские правительственные субсидии Японии. Поскольку шаткая экономика побежденной страны чрезмерно зависела от послевоенных вливаний, она начала рассыпаться на глазах.
Среди самых высокопоставленных чиновников возникла паника. Они предвидели, что к марту будущего года финансово-экономическая система пойдет вразнос и окончательно рухнет. Деньги иссякли, как раз когда истощились все японские ресурсы, импорт практически был свернут и стране грозила гигантская нехватка угля. Короче говоря, Японии стало нечего продавать, поскольку у нее не осталось сырья для производства промышленных товаров.
За две недели до Дня Благодарения, который праздновали оккупационные войска, премьер-министр Сигеру Ёсида собрал лучшие умы министерств, дабы найти выход из кризиса.
Из шести человек, составивших Угольный комитет, лишь один не имел отношения ни к Министерству промышленности и торговли — самой могущественной со времени своего основания в 1925 году японской бюрократической структуры, — ни к Министерству иностранных дел. Все члены комитета обладали учеными степенями по экономике. Исключением являлся человек по имени Дзэн Годо, недавно назначенный вице-председателем Японского банка.