Ну, разве что, в один из вечеров мы с Илэром всерьёз занялись трофейным оружием и по винтику разобрали ружьё боли. В принципе, ничего сложного в нём я не обнаружил. Внешне и внутренне оружие сильно напоминало знаменитый американский карабин М1, из которого мне в своё время удалось знатно поиграться благодаря отцу. Лишь вместо старых-добрых пуль стреляло чем-то, отдалённо напоминавшим лазерные лучи. Из-за этого стрельба из него выглядела несколько… фэнтезийно, что ли? Но на конструкцию сие не влияло ни коим образом.
Стрелять эта приблуда могла как в полуавтоматическом, так и в полностью автоматическом режиме, впрочем, одиночные тоже никто не отменял.
Хорошая игрушка: ёмкий магазин, небольшой вес, дальность прицельной стрельбы до пары сотен метров. Единственный минус — хреновая пробивная мощь. Опытным путём мы установили, что на расстоянии в два десятка метров мой револьвер куда как мощнее. Про «мосинки» или автоматы гейских паладинов молчу. Тут даже сравнивать нечего.
Мы еще постреляли, привыкая к особенностям нового ствола, и я отметил, как же хорошо у Иэлра получается работать с новым оружием. Паренёк обещал стать настоящим снайпером, осталось лишь добыть где-нибудь боеприпасы для тренировок.
Так мы и ехали, борясь со скукой и точно попав во вневременье. И чтобы совсем не рехнуться, я непрерывно тренировал изученные уже заклинания, стараясь довести их до совершенства.
Лишь одно бросалось в глаза — все истончающиеся с каждым днем леса. Если там, где я бродил последние месяцы, от зелени было не протолкнуться, стволы буквально наползали друг на друга, вырвавшись из плотных объятий асфальта и отбив свои владения у павшего человечества, то тут, наоборот, они, казалось, старались убраться подальше на запад.
Деревьев с каждым днем становилось все меньше, и выглядели они все хуже и хуже. Мелкие, чахлые, с желтыми больными листьями, покрытые то ли мхом, то ли плесенью, то ли еще какой дрянью…
Руины пары небольших городов и проглядывающие кое-где клочки асфальта лишь дополняли картину упадка и разложения.
Все говорило об одном: о тяжелой, возможно, смертельной болезни, поселившейся на восточных рубежах континента. И если учесть, что гор, о которых рассказывала Сюин, не было видно даже в бинокль, приходилось делать неутешительные выводы: площадь, непригодная к жизни, велика.
— Мерзковато у вас тут, — поежился я, поравнявшись с китаянкой, державшейся в седле так уверенно, что ее можно было бы принять за деву степей из улуса Джучи, а не за ханьку, метившую в поп-айдолы.
— Дальше еще хуже будет, — ответила она, опустив шарф и сплюнув на землю.
Годы, проведенные вдали от дома, определенно, плохо сказались на манерах девушки, которая ну вот вообще никак не походила на кроткую и покорную азиатку.
Или это не у китайцев такой идеал, а у японцев? Или у корейцев?
Я отогнал постороннюю мысль и уточнил:
— Эхо войны?
— Оно самое. Уж не знаю почему, но восточной части континента досталось особенно сильно. Тут лупили всем, что только можно.
— Надеюсь, местность хотя бы не фонит какой-нибудь колдовской радиацией?
— Нет, тут можно жить, вода не ядовита, а фрукты с овощами — съедобны. Главное — смотри по сторонам, а то сожрёт кто-нибудь вроде них.
Он ткнула куда-то влево и мне пришлось напрячь зрение, чтобы различить небольшие черные точки в добрых пяти-шести километрах от нас.
— Это что?