Мысли Кормака все еще были в прошлом, когда дверь дома открылась, и оттуда вышла девушка с мелированными волосами, одетая по последней моде, с чуть неуверенной из-за туфель на высокой платформе походкой. Когда она приблизилась, Кормак решил, что ей не больше пятнадцати. Губы девушки были накрашены иссиня-темной помадой, а левая бровь проколота тремя маленькими золотыми колечками.
— У вас что-то случилась? — спросила она. — Вы кого-то ищете?
— Нет, я когда-то жил здесь. Моя мать посадила все эти розы и яблочное дерево позади дома, если оно еще там.
— Да, там.
Он почувствовал: девушка рассматривает его с раздражением, опасаясь, что он захочет взглянуть и на то, и на это. Она куда-то спешит, догадался он, но было обидно, что придется уйти, всего лишь побродив, подобно лунатику, у парадного входа.
— Я не буду вас задерживать, — сказал он. — Просто хотел посмотреть, как выглядят родные места.
Возвращаясь к церкви, он размышлял, существует ли в человеческом сознании некая точка, где прошлое оказывается куда реальнее будущего.
ГЛАВА 12
В воскресенье вечером Гарретт Девейни восседал на кухонном стуле с прямой спинкой напротив своей дочери Рошин. Ее голова была слегка склонена к левому плечу, на котором покоилась скрипка, хрупкий гриф которой помещался на сгибе руки.
— Так, — произнес Девейни, откидываясь назад. — Как ощущения?
— Немного странно.
— Так и должно быть вначале, но ты привыкнешь. Потом тебе будет даже удобно. Главное — оставаться расслабленной, особенно здесь… — он мягко коснулся плеча дочери, совсем маленького и худенького под его рукой. Давно же он не касался вот так хотя бы одного из своих детей. — Готова взять смычок?
— Да, — твердо ответила Рошин.
— Тогда порядок.
Он укрепил восьмиугольную гайку на конце смычка и провел по нему канифолью.
— Помни, ты не должна касаться смычкового волоса. — Он разместил каждый из ее пальцев на смычке, помог ощутить его тяжесть кистью, а потом и всей рукой. — Все делается локтем и запястьем, но не плечом — вот так, — пояснил он, продемонстрировав воображаемым смычком движения. — Помни: ты создаешь музыку, а не пилишь дрова.
Рошин кивнула.
— Теперь другая рука, — сказал Девейни. Наклонившись, он осторожно поставил пальцы дочери на позиции, необходимые, чтобы сыграть простую гамму, называя соответствующие ноты. Он подождал мгновение, тронутый серьезностью се взгляда, пока она сосредоточивалась на новых для себя ощущениях. Видя ее непреклонную решимость, Девейни чувствовал себя обезоруженным и совершенно беззащитным.
— Ну, вперед, — сказал он. Ее взгляд выражал страх недоверия. — Давай, — прибавил он. — Попробуй издать какой-нибудь звук.